НАБРОСОК 1
Что происходит с человеком, когда он умирает?
…М?
Когда умирает, он отправляется в «тот мир»?
Так все-таки… что происходит?
Отправляется в рай или в ад?
Кто знает. Ведь и рай, и ад придуманы человеческим воображением.
Тогда после смерти человек действительно превращается в ничто? Становится «пустотой»? …Нет, я думаю иначе.
Вот как?
Да. Когда человек умирает, он, конечно…
1
С той девушкой я встретился на берегу моря, откуда виден маяк Раймидзаки, и было это в прошлом году, кажется, в конце июля. Точный день не помню.
Ее звали Мей, она училась в средней школе. Если мне не изменяет память, это была вторая наша с ней встреча.
Первая была еще год назад. В позапрошлом году, кажется, в начале августа. На вечернем пикнике, устроенном на даче семьи Мисаки. Туда меня пригласила Цкихо, моя сестра…
Тогда она почти не разговаривала, ограничивалась минимальными словами вежливости. Хрупкое телосложение, очень бледная кожа. Тихая и немного грустная; непохоже, чтобы тот вечер доставлял ей удовольствие. …Такие у меня остались воспоминания.
Что меня сильнее всего тогда впечатлило, это ее левый глаз синего цвета. Особый искусственный глаз, который ее мать, кукольник, сделала для дочери.
Вот почему…
Потому что тот синий, немного неестественный цвет отчетливо отложился у меня в памяти…
При встрече летом прошлого года, когда я увидел на ее левом глазу повязку, у меня вырвалось:
– О, теперь у тебя повязка.
И потом я продолжил так:
– Почему ты прячешь такую красивую гетерохромию?
Со, мой племянник, приехавший меня навестить, спросил:
– Что такое гетерохромия?
Своим обычным голосом. Мальчишеским альтом, еще не поломавшимся с возрастом.
– Это когда левый и правый глаза разного цвета, – ответил я ему, а потом подошел к девушке. – Кажется, Мей-сан, да? В прошлом году мы познакомились на даче у Мисаки-сана.
– …Здравствуйте, – ответила она тихим голосом, едва слышным в шуме волн, после чего перевела взгляд правого глаза на мою ногу. – У вас травма?
– А, это… – я опустил взгляд на свою левую ногу, потом легонько кивнул. – Когда-то давно я попал в аварию. – В прошлом году ты не заметила?
– Ээ… нет.
– От той травмы я так и не восстановился, что бы ни делал, и все время волочу левую ногу. Но боли уже никакой нет, – при этих словах я легонько постучал над левым коленом. – Авария была ужасная. Я тогда был в средней школе. В автобус, в котором ехал мой класс, врезался грузовик…
Она молча склонила голову набок. Я продолжил:
– Несколько моих одноклассников тогда погибли. И наш классный тоже. А я вот выжил.
– …
– Тэруя Сакаки. Рад снова встретиться.
– …Взаимно.
– А это мой племянник Со-кун… Но вы ведь знакомы, да? Это сын моей сестры Цкихо Хирацки, но на каникулах он приезжает ко мне… Эй, Со, мне приятно, что ты меня любишь, но все-таки и в школе друзей себе заведи.
На последнее Со никак не отреагировал, но робко вышел из-за моей спины и сказал: «Здравствуй». Как и девушка, он говорил так тихо, что из-за волн его было едва слышно.
После этого я какое-то время почему-то безостановочно говорил с этой девушкой. Рассказывал о фотографии, моем хобби, о миражах в море, которые в этих местах иногда можно увидеть…
После того раза в прошлом году мне представилось еще несколько возможностей с ней пообщаться, но подробностей я не помню. Эй-эй, не так категорично: может, и помню, а может, и нет. Но…
Я точно помню, что в какой-то момент сказал ей вот какие слова:
– Этот твой глаз. Твой синий глаз.
Конечно, я это сказал, зная, что ее левый глаз – искусственный, вставленный на место настоящего.
– Может быть, ты этим глазом видишь то же самое, что и я.
В этот момент он взглянула мне в глаза, словно удивившись немного.
– Почему? – пробормотала она. – Почему вы такое…
– Кто знает. И правда, почему…
Я сам смутился собственным словам и потому ответил туманно. …Мне так кажется.
– Сам не знаю почему…
Девушку зовут Мей. Мей Мисаки.
«Мей» пишется как «звук».
Рокот? Звук грома? …Мей Мисаки.
Я = Тэруя Сакаки умер девять месяцев спустя.
2
«Умер» – вовсе не метафора. «Все равно что умер», «умер душой» – тоже не в этом смысле.
Я умер.
Сейчас я не «живой человек», я «мертвый человек». Это несомненно.
Этой весной, однажды в мае – я, несомненно, умер.
Дыхание прекратилось, сердце остановилось, мозговая активность оборвалась… вот что со мной стало. Не обладая физическим телом живого человека, «я» существую лишь в форме сознания (души?). Так сказать, в виде призрака.
Я умер.
В начале мая, как раз заканчивалась Золотая неделя. Третьего числа, в воскресенье. …В мой двадцать шестой день рождения.
Вечером, вскоре после полдевятого. Кажется, в небе плыл тусклый полумесяц.
Я умер.
Место, где это произошло… Я отчетливо помню сцену перед своими глазами в тот момент, когда я расстался с жизнью, или прямо перед этим. Яркая «картина», сопровождающаяся некоторыми звуками и голосами.
Это было в доме. В просторном атриуме на два этажа…
Атриум в Приозерном особняке, где я прожил в одиночестве много лет. Мы с Цкихо звали это место, расположенное в середине особняка рядом с холлом и служащее заодно лестничным проемом, «гостиным залом».
Я лежу на твердом черном полу этого «гостиного зала». …Белая рубашка с длинным рукавом, черные брюки. Одет, как ученик не то средней, не то старшей школы.
Лежу навзничь. Руки-ноги раскинуты в стороны, выгнуты под странными углами. Пытаюсь ими двигать, но они уже не слушаются.
Голова смотрит вбок. Как и конечности, она не двигается. Что-то с шейными позвонками?.. И кровь.
В голове что-то повредилось, и вытекшая кровь испачкала красным лоб и щеку. По полу постепенно расплывалась кровавая лужица. …Несомненно, жуткое зрелище.
Эту «картину» я, находясь на пороге смерти, ошеломленно распахнутыми глазами видел. …Можно сказать.
Нормально рассуждая – собственное тело вот так вот видеть собственными глазами я не должен. Но тут был простой фокус.
Там, куда я в тот момент смотрел, на стене висело зеркало.
Большое – выше человеческого роста – прямоугольное зеркало.
В нем и отражалась эта «картина» – мое тело, готовое вот-вот лишиться жизни. Сам того не ожидая, я впился умирающими глазами в это отражение.
Вдруг отражающееся в зеркале выражение моего окровавленного лица изменилось.
Искаженное и напряженное, лицо расслабилось; лицо стало удивительно спокойным, словно разом очистилось от боли, страха и тревоги. А затем…
Губы…
Слабо шевельнулись, будто задрожали. Это…
Я что-то говорю?
Да. Что-то говорю… но.
Что именно я в тот момент пытался сказать, что именно сказал, нынешнему мне неизвестно. Что я в тот момент чувствовал, что думал – тоже неизвестно. …Не могу вспомнить…
Послышался звук.
В зале были старинные часы. Они пробили один раз.
Полдевятого. И, словно накладываясь на этот глубокий звук…
Раздался голос.
Чей-то тихо зовущий голос.
Зовущий меня (…Тэруя… сан). Аа… это…
Внезапно я заметил.
В зеркале отражается сцена моего умирания. А с самого краешка виднеется тень «кого-то», кто меня позвал. Это…
…
…
…И тут мое «живое сознание» оборвалось. Это был не какой-то феномен вроде «внетелесного опыта» – полагаю, это был момент моей смерти.
Это «воспоминание о смерти» до сих пор остается ясным и четким, но перед ним и после него словно раскинулась пустота, залитая густым туманом. «Почему я умер», «что стало со мной после смерти» – на эти вопросы ясного ответа у меня нет. В паре «перед и после» особенно «после» царит пустота… Да, бескрайняя тьма.
Бескрайняя, бездонная… «тьма посмертия».
Вот так я = Тэруя Сакаки умер.
И после этого почему-то продолжил существовать в таком вот виде – так сказать, в виде призрака.
3
Если подумать, становится очевидно, что существовать в форме призрака крайне неудобно. Я это осознал, когда сам им стал.
После наступившей в тот вечер «смерти» я утратил нормальное ощущение времени.
Лишенный тела из плоти и крови, я, естественно, утратил и ощущение тела.
Я могу думать о чем-либо, но воспоминания, на которых я могу базироваться, очень расплывчатые… а точнее, рваные, будто мешанина света и тени.
Сплошные обрывки, ничего непрерывного.
Сплошные фрагменты, ничего цельного.
…Так, пожалуй, можно выразиться?
И время.
И восприятие.
И память. …И сознание тоже.
Я как будто едва-едва балансирую, сохраняю свое «я», с трудом соединяя эти обрывки, эти фрагменты. Как будто в любой момент все может рассыпаться, действительно перестать существовать…
Я остро ощущаю эту опасность, но, как бы ни тревожился, поделать ничего не могу. Остается лишь принять эту данность.
Потому что так или иначе, а я все равно мертв.
4
Пробуждение случилось через две недели после смерти.
Но, конечно, это не было ощущение «я вернулся к жизни». Я словно внезапно высвободился из «тьмы», окутавшей меня сразу после смерти, и осознал, что «я» существую здесь и сейчас. Вот в каком смысле «пробуждение».
Сперва я никак не мог понять, что происходит.
Пробудившись, в первую очередь я осознал знакомое зеркало.
То самое большое прямоугольное зеркало на стене «гостиного зала». То самое зеркало, которое равнодушно отражало мое тело, когда я умирал.
И вдруг я его увидел. Всего в одном-двух метрах перед собой. Значит…
Я был сейчас прямо пред ним. Я ощущал, что «стою» перед ним. Но…
В зеркале у меня перед глазами моя фигура не отражалась. Хотя все остальное – все, кроме меня, – оставалось на своих местах.
Я ощущал свое тело.
Руки есть, ноги есть, и туловище, и голова, и лицо, всё на своих обычных местах… ну, так ощущалось. Устремив в нужное место взгляд или протянув руку, я мог это увидеть, притронуться. На мне и одежда была. Белая рубашка с длинным рукавом и черные брюки. Такая же, как в ту ночь, когда в этом же самом месте я умер…
…В общем, я нахожусь здесь.
Я себя осознаю.
Но, несмотря на это, мое тело в зеркале не отражается.
Почему?
Сквозь сильное удивление и замешательство пробилось наконец верное понимание ситуации.
Да, я нахожусь здесь.
Но я – не «живой человек», обладающий физическим телом. Я стал «мертвым человеком» и лишился тела из плоти и крови.
Мое тело, которое я ощущаю как «находящееся здесь», на самом деле не существует. Как и эта одежда. Все это – нечто вроде ощущаемого лишь мной «отпечатка жизни»… А значит… следовательно…
Похоже, я пробудился здесь как нечто, что называют призраком.
Я отвел глаза от зеркала.
На полу передо мной не было ни следа той крови, которая вытекла, когда я умер. Кто-то ее потом вытер?
Я медленно огляделся.
Большие старинные часы рядом с дверью, ведущей в холл. Перед самой моей смертью эти часы пробили, но сейчас их стрелки показывали шесть часов шесть минут и стояли. Не двигались. Потому что после моей смерти некому было их завести?
Я попробовал подняться на второй этаж.
Когда я это сделал, у меня возникло телесное ощущение «шагом поднимаюсь по лестнице», но, видимо, и это «отпечаток ощущения». Определенно, когда я «шагал», то слегка подволакивал левую ногу, в точности как при жизни.
Поднявшись на второй этаж, я описал полукруг вокруг атриума. На втором этаже располагался мой кабинет, спальня и прочее. Было несколько пустых комнат, которыми я много лет почти не пользовался… Хм, похоже, информация, связанная с этим особняком, полностью сохранилась в моей памяти и после того, как я стал призраком.
Я шел по коридору второго этажа, как вдруг на полпути…
Мой взгляд остановился на деревянных перилах, ограждающих коридор со стороны пустого пространства атриума.
В одном месте на перилах виднелись следы повреждения.
То ли сломанная, то ли треснутая часть была заменена свежей деревянной деталью. Выглядело так, будто чинили наспех.
Я глянул через перила вниз, на пол первого этажа.
Прямо внизу, да? Место, куда я упал той ночью и умер. Если так, то…
Прямо перед этим я свалился отсюда? Сильно ударился головой, сломал себе шейные позвонки и…
Я осторожно ощупывал пустоту, окутывающую мои воспоминания подобно густому туману. И…
…Голос (что… Тэруя-сан).
Чей-то голос (…прекрати).
Несколько голосов (…не обращай внимания) (так… нельзя).
Как будто внезапно воскресшее в памяти (не обращай внимания…) тут же исчезло.
Я пошел по коридору второго этажа. И попытался войти в одну из комнат.
Спальня.
На окне висели шторы тускло-зеленого цвета, но благодаря свету закатного солнца, проникающему сквозь щель, в комнате было достаточно светло.
Одна полутораспальная кровать. Аккуратно застелена. Похоже, ей долго никто не пользовался.
На прикроватном столике – маленькие часы.
Цифровые часы на батарейке, в отличие от тех, что в «гостином зале», идут нормально… 2:25 пополудни. И дата. 17 мая, воскресенье.
Увидев это, я понял, что со дня моей смерти, третьего мая, прошло уже две недели.
Что же произошло в этом доме две недели назад, в тот вечер?
Почему, каким образом меня постигла такая смерть?
Навалившийся туман все никак не рассеивался.
Я помню, как умер. Но то, что было перед и после смерти, вспомнить не могу. «Призрак с амнезией» – комично, конечно, но все-таки…
Почему я умер?
Я попытался найти ответ на этот острый вопрос, и в этот момент…
Мир перед глазами пошел рябью, как картинка на телеэкране при плохом приеме сигнала. И на миг в памяти вспыхнуло несколько образов.
На прикроватном столике.
Какая-то бутылка и бокал, и еще…
В середине комнаты.
Висит, покачиваясь, что-то белое…
…А?
«Что это?» – едва я успел так подумать, как эти образы исчезли. В полной растерянности я пробормотал лишь: «Что, черт побери…»
Мои уши, не более чем «отпечаток прижизненного органа», уловили голос, вырвавшийся из моего горла, тоже, конечно, не более чем «отпечатка». Голос ничуть не походил на зрелый баритон, который был у меня при жизни, стал хриплым, скрипучим, уродливым. Услышав его, я вздрогнул.
Машинально поднес руки к горлу.
«Отпечаток» пальцев притронулся к «отпечатку» кожи. …Ну да, это ощущение мне теперь ничего не скажет. Но…
– Горло, – снова пробормотал я.
Опять тот же уродливый, хриплый голос.
Видимо, мое горло было раздавлено. Тогда, две недели назад, когда я умер. После падения с высоты второго этажа у меня сломались шейные позвонки… вот из-за этого. И даже когда я стал призраком, это сохранилось…
И меня, расстроенного, снова окутала пустая «тьма».
5
Говорят, что призраки «являются».
Например, на кладбищах.
Например, в развалинах и в заброшенных особняках.
На перекрестках и в тоннелях с богатой историей. …Они являются.
Похоже, для людей, рядом с которыми они являются, всё, что они обычно не могут видеть и ощущать, – это призраки. И когда по каким-то внезапным причинам люди их видят, они в первую очередь удивляются этому «явлению» и пугаются его.
Когда, в какой момент явится призрак, люди обычно предсказать не могут. Даже когда пытаются предсказать, часто ошибаются. Поэтому, как правило, люди оказываются застигнуты врасплох. Отсюда и страх. …Ну, видимо, так.
Однако теперь, сам став призраком, я поразмыслил и пришел к выводу, что со стороны того, кто является, ситуация аналогичная. То есть…
Для призрака (души?) умершего человека то, что он после смерти остался в «этом мире», само по себе чрезвычайно неестественно и неприятно.
Эта обрывочность.
Едва-едва поддерживать свое существование, причем не как нечто цельное, а как фрагментарную мешанину.
Поэтому…
«Я» как призрак не «существую» непрерывно, постоянно. Я не «существую», я «являюсь».
Без каких-то особых закономерностей, без цели, без смысла (…вроде бы) я время от времени то являюсь, то исчезаю. Что из себя представляют призраки в целом, я не знаю и непохоже, что узнаю, но, по крайней мере, чувствую, что ситуация моя именно такова.
Кажется, это не вполне правильный пример, но в целом ее можно ухватить, используя слова «засыпание» и «пробуждение».
Умерев и став призраком, «я» обычно сплю посреди той самой «тьмы». Она, видимо, находится где-то в промежутке между тем миром и этим. Таким образом, время от времени «я», пробуждаясь, брожу по этому миру. То есть – «являюсь».
Пока я являюсь, в моей голове безостановочно крутятся мысли о моей «смерти».
Почему я умер?
Что произошло после моей смерти?
Я…
У «призрака с амнезией» есть немало серьезных вопросов. И вдобавок…
Поглощающее «меня» целиком чувство глубокой печали…
О чем я тоскую?
Вот еще один серьезный вопрос.
О чем я тоскую даже сейчас?
О том, что умер?
О двадцати шести годах, прожитых мной перед смертью?
Или же…
6
После пробуждения 17 мая я, похоже, время от времени являлся здесь, в Приозерном особняке.
Когда это происходило, я в одиночку бродил по дому, где теперь нет ни одного живого существа. Во время этих прогулок я постепенно схватывал угасающие контуры «меня живого»…
Тэруя Сакаки.
Родился в Йомияме 3 мая 1972 года.
Мужчина. Холост. …Умер в двадцать шесть лет.
Да. Это я.
Отца звали Сётаро. Сётаро Сакаки.
Будучи отличным врачом, шесть лет назад он сам серьезно заболел и скончался. Это несчастье произошло прямо перед моим двадцатым днем рождения. Он умер в шестьдесят.
Мать звали Хинако.
Она умерла раньше отца – внезапно скончалась в сорок с небольшим. Это случилось одиннадцать лет назад, когда я учился в средней школе…
Старшая сестра Цкихо старше меня на восемь лет.
Сразу после смерти первого мужа она вернулась со своим сыном Со, тогда годовалым, к нашим родителям; это тоже было одиннадцать лет назад. И тут умерла мать… В результате всего этого наша семья покинула Йомияму.
И первым местом, куда мы переехали, был Приозерный особняк.
Этот особняк, возведенный на берегу озера Минадзуки близ городка Хинами, изначально был дачей, принадлежащей Сётаро. Поэтому наш переезд сюда одиннадцать лет назад, можно сказать, напоминал срочную эвакуацию. И уже на следующий год мы приобрели дом в другом месте и всей семьей переехали туда.
Вскоре после смерти отца я унаследовал этот особняк и стал здесь жить. Я тогда как раз поступил в частный университет в префектуре, но решил воспользоваться этой возможностью, чтобы взять отпуск от учебы, и в итоге два года спустя ушел из университета окончательно.
С тех пор я постоянно жил здесь в одиночестве. Полноценной работы у меня не было. Благодаря внушительной сумме, полученной в наследство от отца, я мог себе это позволить.
– Мне с давних пор нравится здесь.
Помню, что кому-то я сказал эти слова. Когда, кому?
– Отцу, видимо, тоже нравилось. Кажется, он приходил сюда в одиночестве и проводил по много дней.
Судя по всему, несколько десятилетий назад какой-то богатый иностранец возвел здесь дом в стиле, характерном для его родины. Отец случайно обнаружил этот дом, ему здесь понравилось, и он решил его купить.
Кроме кабинета на втором этаже, имелась еще и большая библиотека на первом. Полки заполняло несколько тысяч книг (возможно, и больше), практически все из которых принадлежали моему покойному отцу.
В детстве, когда меня сюда привозили, я всегда проводил в этой библиотеке много времени. Потому что там было не только множество «взрослых книг» из самых разных областей знания, но и немало манги и романов – словом, такого, что может нравиться детям.
Когда я стал владельцем особняка, мой племянник Со стал часто сюда заглядывать, и, как и я тогда, он пропадал в библиотеке. От дома семьи Хирацка сюда даже на велосипеде можно добраться меньше чем за полчаса, так что никаких проблем у него не должно было возникать.
Цкихо влюбилась и вышла замуж за своего нынешнего мужа Сюдзи Хирацку за год до смерти отца. Когда я начал жить здесь, она как раз стала беременна моей племянницей Мирей.
Со… Мне нравилось, что меня, своего дядю, он любил, как старшего брата, но иногда это меня и беспокоило. Цкихо второй раз вышла замуж и родила ему сестренку от другого папы – наверняка для Со это было сложно. Он был тихим и застенчивым, но очень умным ребенком. Уже одно это…
– Тэруя-сан, ты всегда будешь жить тут один? – как-то раз спросил он меня. – Ты ни на ком не женишься?
– Подходящей девушки нет, – насколько помню, наполовину в шутку ответил я тогда. – Одному жить удобно. Этот дом мне нравится, и потом, я…
«Я…» Кажется, тогда я не смог найти хорошего продолжения фразы и потому смолк. Со глядел мне в лицо снизу вверх, озадаченно склонив голову чуть набок.
7
Как вообще мир отреагировал на мою смерть? …Нет, само то, что вечером третьего мая я умер, стало достоянием общественности или нет?
Этот вопрос начал формироваться во мне, когда май вступил в последнюю декаду.
С моей смерти прошло уже больше полумесяца, и в этом доме, по идее, никто больше не живет. Однако у меня ощущение, будто сам дом не умер, что он жив до сих пор… Как-то так?
С кухни доносится звук работающего холодильника, а однажды, когда я явился, раздался телефонный звонок.
Когда в «гостином зале» раздался телефонный звонок, я был в кабинете на втором этаже. Заинтересовавшись, я направился было вниз, но, будучи призраком, ответить на звонок я, конечно, не смог бы.
Там была базовая станция беспроводного телефона. Он обладал и функцией автоответчика; после записи, приглашающей оставить сообщение, и звукового сигнала из динамика раздался голос:
«Эй, Сакаки? Сто лет не общались, ты там как, жив-здоров? Это я, Арай».
Арай… Пишется как «новый колодец»? Или же как «природный колодец»?
Покопавшись в обрывках памяти, я кое-как вспомнил. Вроде бы среди прежних одноклассников был парень с таким именем…
Хоть я и говорил Со «заведи друзей» и тому подобное, сам при жизни – особенно в проведенные здесь несколько лет – мало кого мог назвать другом.
Думаю, таким уж мизантропом я не был. Просто не умел вести разговор, поддерживающий интерес и хорошее настроение собеседника, поэтому какие-то долгосрочные отношения и не получались…
«…Попробую попозже еще разок тебя набрать, – продолжал тем временем Арай. Лица его я, как ни старался, вспомнить не мог. – Ты небось, как всегда, живешь в тиши и уюте? В общем, я хотел бы с тобой посоветоваться… Ну, если захочешь, сам меня набери. Ладно?»
При жизни мир наверняка воспринимал меня в первую очередь как «хорошего человека, ведущего безответственный образ жизни и не имеющего работы». Пожалуй, «образ жизни безработного высшего разряда» звучало бы по-другому, но «безработный» – что есть, то есть, а вот насчет «высшего разряда» у меня самого были сомнения.
Время от времени я брал свою любимую зеркалку и ехал на машине куда глаза глядят. Когда взял отпуск от университета, в одиночку шлялся по заграницам. В Юго-Восточной Азии (конкретно в Индии), а один раз, кажется, в Южной Америке… но.
Все это ощущалось далеким сном, оторванным от реальности.
Чего я хотел, когда предпринимал эти путешествия? …Нынешнему мне чувства тогдашнего меня были совершенно непонятны.
В особняке то тут, то там висели сделанные мной фотографии. Некоторые я сделал в путешествиях, но немало было и тех, что я снял здесь, в окрестностях. Попадались снимки миражей, которые мне иногда удавалось застать, когда я выходил к морю.
8
Сидя (хотя правильнее было бы сказать «считая, что сижу») на стуле за письменным столом в кабинете на втором этаже, я крутил в сознании мысли о своей жизни.
На краю большого стола стоял старомодный персональный компьютер. Но в нынешнем состоянии я не обладал «силой» его включить.
Не имеющему материального тела призраку включить питание подобного устройства, пользоваться им… Мне очень хотелось, но, похоже, это принципиально вне моих возможностей. Вообще говоря, прикасаться к предметам и двигать их я мог – к примеру, открывать книги и тетради, двери… На такое я вполне способен.
Где проходит черта, я не знаю, но последняя разновидность физической деятельности «живым людям», по-видимому, должна казаться чем-то вроде полтергейста. …Можно так предположить.
– Это что за фотография? – кажется, меня как-то спросили. Кто, когда спросил? – С правого края здесь вы, Сакаки-сан, только более молодой?
Во всяком случае, это был не Со. Он не звал меня «Сакаки-сан».
На столе в кабинете стоит простая деревянная фоторамка. В ней старое цветное фото – вот про него меня и спросили.
Оно и сейчас стоит там, на столе.
На нем пятеро подростков.
Три парня, две девушки. …Тот из парней, который стоит правее всех, – да, это я. В темно-синем поло, подбоченясь правой рукой, я стою и улыбаюсь. В левой руке сжимаю коричневую трость…
Похоже, фото было сделано где-то поблизости. На заднем плане виднеется озеро. Памятная фотография на берегу озера Минадзуки, да?
В правом нижнем углу фотографии проставлена дата. 3 августа 1987. На рамке от руки написано: «Последние летние каникулы в средней школе».
1987 год – да, это, значит, одиннадцать лет назад. Летние каникулы того самого года, когда внезапно умерла мама и наша семья уехала из Йомиямы…
Третий класс средней школы. И пятнадцатилетний в тот момент я = Тэруя Сакаки.
Остальные четверо тоже… Ну да, это мои друзья и одноклассники…
– Эта фотография навевает воспоминания, – кажется, ответил тогда я. – О тех летних каникулах.
– Ясно, – коротко произнес собеседник. – Сакаки-сан, вы здесь так весело улыбаетесь. Как будто совсем другой человек, чем сейчас…
…Притянув к себе воспоминания до этого момента, я наконец-то вспомнил полностью.
Да. Та девушка.
Та девушка с гетерохромией, с которой я встретился вторично в конце июля прошлого года. И потом, когда она пришла в этот особняк…
Эту девушку зовут Мей. Мей Мисаки.
«Мей» пишется как «звук». …Мей… Мисаки.