ЧУМА 12.7
Манекен ринулся на меня; его клинки-пальцы впивались в пол для лучшего сцепления. Он двигался настолько быстро, что его руки болтались позади, точно две ленты на сильном ветру.
В нескольких шагах от меня он остановился и, крутанувшись всем телом, махнул в мою сторону правой рукой с прикрепленным к ней трехфутовым клинком. Если бы я была с ним хуже знакома, то решила бы, что он не достанет. Однако его рука вытянулась на цепи, повысив досягаемость как раз на столько, чтобы клинок пошел мне прямо в голову.
Я парировала его дубинкой. Удар получился неожиданно увесистым, как будто я пыталась остановить молот. Я чуть не выпустила свое оружие.
Когда клинок отскочил от дубинки, тело Манекена закрутилось в противоположную сторону, точно волчок. Его прикрепленная рука со стуком летала вокруг него, и все это бросилось на меня. Я отскочила назад, уклонившись на каких-то два дюйма.
Поскольку его торс продолжал вращаться, а правая рука оставалась выпущенной на цепи, эта цепь намоталась на туловище. Манекен принялся втягивать цепь, и клинок описывал вокруг него ленивые круги. Я попятилась, думая, что наконец-то у меня появился шанс сориентироваться в ситуации.
Когда рука втягивалась, ее пальцы согнулись в обратную сторону и сжали одну из его стоп. Клинок на конце второй стопы он втянул и опустил ее на пол всей поверхностью. Это движение как будто вывело его из равновесия: он покачнулся, едва не упав. Потом одним внезапным движением он распрямился и ударил вперед второй ногой, к которой теперь был прикреплен тот трехфутовый клинок.
У меня не было времени ни уклониться, ни поднять дубинку для защиты, вообще ничего сделать, кроме как запоздало осознать, что его почти падение было финтом. Он ударил меня в живот с такой же поразительной силой, что и в прошлый раз, потом резанул вверх, в направлении ключицы, да так мощно, что мои ноги оторвались от пола. Я жестко упала на спину, броня амортизировала удар. Боковинки бронесекций, изогнутые внутрь, впились в ребра у меня на спине.
Помня уроки, вынесенные из спаррингов с Мраком, я попыталась откарабкаться подальше, пока Манекен не выправится и не вернет на место предплечье и кисть, которые сейчас были у него на ступне. Прежде чем я поднялась на ноги, он зашагал ко мне.
Подтянув к себе насекомых, чтобы скрыть свои движения, я перекатилась вбок, вскочила на ноги и побежала влево (относительно него).
Еще находясь под прикрытием насекомых, я получила удар в спину и полетела на пол лицом вниз. Удивление было таким же сильным, как и боль.
Своим роем я ощутила его приближение; вскоре он стоял, расставив ноги по обе стороны от меня. Он запустил пальцы мне в волосы и задрал мою голову вверх и назад. Я задергалась, попыталась ударить его в колено дубинкой, но он развернул мое тело боком, и я почувствовала клинок на своем горле.
Как и с седой врачихой, он длинным, гладким движением жестко провел лезвием по горлу, довернув его по изгибу шеи.
В мгновение ока я придумала и начала осуществлять план. Я хэкнула и издала задыхающийся звук. У меня получилось реалистично – ведь Манекен только что прижал длинную железяку к моей трахее. Мне действительно хотелось хэкнуть, и я действительно задыхалась. Затем я обмякла и заставила каждую букашку поблизости прекратить движение. Мухи стали оседать на пол, точно снежинки.
Манекен выпустил мои волосы, и моя маска стукнулась об пол. Я услышала крик девушки, другие люди тоже зашумели и закричали.
Я сглотнула, отчасти чтобы удостовериться, что мое горло действительно не перерезано. Костюм спас меня. Хотелось бы мне, чтобы собравшиеся здесь люди не видели эту сцену. Лучше бы насекомые перекрывали им обзор, потому что сейчас их возгласы, полные страха и тревоги, неминуемо должны были привлечь внимание Манекена.
Мне нужна была хоть секунда, чтобы подумать. Манекен сможет атаковать сколь угодно долго, пока ему не удастся-таки перерезать мне горло или нанести другую смертельную рану. Это было как спарринг с Брайаном, но хуже во всех отношениях. Манекен был сильнее, быстрее, доставал дальше, не выматывался, он был хорош и твердо намеревался меня убить. Он обладал разносторонностью, какой не мог обладать ни один обычный человек. Его невозможно было взять на рычаг локтя – его рука просто высвободится или изогнется каким-нибудь извращенным образом.
Он каким-то образом меня ощущал. Каким? Я сглупила, полагая, что он руководствовался зрением, особенно если учесть, что у него в маске нет глазниц. То, что он не заметил моего притворства, показывало, что на зрение он не полагается либо что его зрение ограничено настолько, что сквозь облако насекомых вокруг меня он не увидел отсутствие крови. Раз он не слышал моего дыхания, суперслухом он тоже вряд ли обладал.
Может, он пользуется радаром, как Сверчок? Это я предположила бы в первую очередь, вот только мои букашки ничего не слышали.
Нет. Это направление мыслей непродуктивно.
Я услышала, как Манекен точит клинки друг о друга: скрежет стали по стали. Я чувствовала его движения благодаря насекомым, которые оседали на нем. Какой-то мужчина в толпе хныкнул, и Манекен повернулся к нему.
Пение металла в паузах между скрежетом клинков. Манекен стоял неподвижно и наблюдал.
Мне нужно было придумать план атаки, иначе другие заплатят жизнями. Я подозревала, что мой крайний срок – до того момента, когда кто-то не выдержит и попытается удрать.
Если я собираюсь атаковать, то должна найти уязвимое место. Но он был умен. До катастрофы, превратившей его вот в это, он был в шаге от решения многих мировых проблем. Перенаселенность, возобновляемые источники энергии, эффективная переработка мусора, голод. Даже при наличии способностей Механика, предоставляющих инструментарий, человек должен быть каким-то особенным, чтобы справляться со всем этим и реально достигать прогресса.
Можно даже не сомневаться, что открытых уязвимостей у него нет. Любую меру, до которой он не додумался сам, он наверняка уже принял благодаря длительному членству в «Девятке». Он сражался с героями и злодеями куда сильнее меня, и в этих сражениях он учился и совершенствовался.
В этом отношении, возможно, мы с ним не так уж и различны. Я развивалась примерно в таком же стиле. Разница в том, что у него на годы больше опыта. И плюс он был насквозь отмороженный.
Что бы я сделала на его месте, с его способностями?
Я бы не оставила неприкрытым ничего жизненно важного. Это даже не обсуждается. Я – то есть Манекен – сосредоточился бы на том, чтобы придумать способ сделать себя полностью замкнутой системой. Это не только разумно – в этом весь смысл его трансформации. Он должен уметь идеально перерабатывать отходы организма, избавляться от излишков энергии, преобразуя ее в механическое движение, принимать энергию, поглощая тепло.
Может, тут и кроется намек на то, каким образом он ощущает мир вокруг себя? Через тепло? Или это что-то вообще другое? Радиация? Радиоволны? Электромагнетизм?
Если я ставлю себя на его место, то должна подумать и о его мотивации. Почему эта форма? Я бы придала себе сходство с куклой или манекеном из магазина, потому что… это вечное напоминание. Ведь его жена и дети погибли при нападении Симург, так? В этом что-то есть.
Но что еще? Зачем походить на человека?
Чтобы вводить в заблуждение? Возможно, конфигурация «моих» органов и частей тела не напоминает человеческую ни в малейшей степени. Возможно, я пошла по пути Эгиды и встроила дублирующие системы для всего, для чего могла. Мне не нужны почки, сердце, стандартная пищеварительная система, костный мозг и тому подобное. Все, что я могла выкинуть, давало больше места для оборудования, больше места для всех тех деталей и элементов, которые помогали превратить «мои» части тела в системы, способные к вечному самоподдержанию.
Его туловище – самая крупная часть тела. Там наверняка нет сердца, легких и всякого такого, потому что у него нет кровеносной системы. Скорее всего, там находится его мозг, сенсорные органы или системы и механизмы, с помощью которых он удаленно контролирует все сегменты своих конечностей. Впрочем, не исключено, что он не хотел класть все яйца в одну корзину. Часть всего этого запросто могла быть в бедрах и предплечьях.
Будь я на его месте… я потратила бы часы, тщательно балансируя «экосистемы» всех частей моего тела. Нечто настолько точное и настолько отлаженное было бы чувствительным, хрупким. Они наверняка устойчивы к ударам, иначе я бы не ввязывалась в драки направо и налево. Но к жару и холоду? Что если в панцире возникнет трещина? Она могла бы привести к настоящему хаосу.
Окей. Возможно, я стала понимать его получше. Впрочем, все это не будет иметь значения, если я вообще не смогу причинить ему урона. Может, мои мысли вообще мимо цели.
Букашкам постоянно приходится иметь дело с угрозами, защищенными панцирями, не так ли? Им приходится иметь дело с другими букашками. Там наверняка есть сотня решений, если только я готова их искать.
Это послужило мне такой необходимой искрой вдохновения. В считанные секунды я сварганила план.
Не самый лучший план, но кое-что. На всякий пожарный можно будет попробовать несколько других, более мелких планов – мало ли, вдруг какой-нибудь из них отвлечет врага или даже сработает. И даже если нет, они хотя бы дадут мне моральную поддержку. Манекен только что жестко и без вопросов надрал мне задницу всего за пятнадцать секунд, а прежде, чем я хотя бы начну мой план, пройдет минимум две минуты, судя по тому, как долго мои насекомые доставляли вещи из моего логова.
В тот же миг, когда эта мысль пришла мне в голову, я приступила к делу. Все до единого летающие насекомые поблизости от моего логова направились внутрь, чтобы собрать нужные мне вещи.
Я сделала себе мысленную зарубку: надо будет устроить более легкий доступ в мое логово, чтобы в будущем это можно было проделывать быстрее.
Еще одна мысленная зарубка: установить часы со стрелками, чтобы букашки, сидя на всех трех стрелках, точно подсказывали мне время, когда я на своей территории. Видимо, это будут какие-то старомодные часы, потому что все остальные Птица-Разбойница уничтожила.
Оставалось действовать наугад. Примерно две минуты, прежде чем смогу запустить свой план.
Лежа ничком на полу фабрики, я пыталась контролировать дыхание, чтобы Манекен не заметил, что я еще жива. Сердце в груди колотилось так отчаянно, что я опасалась, что оно меня выдаст.
Оставаться неподвижной было одной из самых трудных вещей, которые мне когда-либо приходилось делать, а мне приходилось делать много чего трудного. Знать, что враг может в любой момент наброситься на кого-то и отнять его жизнь, было для меня невыносимо. Каждая секунда, которую я могла здесь выиграть, имела важнейшее значение, потому что в эту секунду мне не приходилось драться с ним.
– Мамочка, – протянул чей-то голос. Наверняка маленького ребенка. Совсем маленький, только научившийся говорить? – Не хочу здесь!
Скрежет стали о сталь утих. Манекен стоял неподвижно.
Дерьмо. Конец моей отсрочке.
Я поднялась на ноги и привела в движение всех букашек в здании. Они поднялись с пола, будто темный вихрь. Я убрала нож в ножны и сжала дубинку обеими руками.
– Манекен!
Он застыл, потом развернул ко мне верхнюю половину туловища. Его голова склонилась набок.
– Да, – сказала я. – Ты меня не достал.
Он снова отвернулся и зашагал к матери с маленьким мальчиком. Те двое съежились между пустой металлической рамой и верстаком.
– Эй! – крикнула я. – Иди сюда! Дерись со мной! Что, нет яиц подраться с девчонкой? Или их ты тоже отрезал?!
Он не притормозил, даже не поколебался.
– Скотина! – крикнула я и понеслась за ним. Было на сто процентов возможно, что он меня заманивал, затягивал меня в такое положение, в котором мне придется либо сделать что-нибудь глупое, либо позволить ему причинить вред матери и ребенку. Будь я пожестче, может, я дала бы ему это сделать, зная, что в конечном счете это умнее. Но я на такое была не способна.
Что я вообще могу? Мне надо было принять решение за три-четыре секунды, пока пересекаю фабричное помещение. Он был выше меня более чем в полтора раза, и мое оружие ничего не могло ему сделать.
Я бросилась сзади на его ноги, врезалась ему в икры и коленные суставы. Оказалось, его шаткое балансирование – не на сто процентов игра. Он покачнулся и рухнул назад; при этом его ноги оказались прямо на мне.
– Беги! – крикнула я матери. – Живо!
Она побежала. Манекен потянулся к ней и, выдвинув клинок, полоснул ее сзади по ноге. Она упала, но кто-то подбежал, чтобы ей помочь.
Левая нога Манекена обернулась вокруг моей шеи в импровизированном захвате. Я попыталась выскользнуть, силой разогнуть его ногу. Сдвинуть ее мне удалось, но протиснуть голову сквозь образовавшуюся щель я не смогла.
Сколько я уже протянула времени, не считая тех секунд, когда лежала на полу? Меньше полуминуты?
Четыре клинка выпружинились из правой икры Манекена. Он вытянул ее надо мной, и клинки начали вращаться – сперва медленно, потом быстрее и быстрее, точно лопасти вентилятора. Или мясорубки.
Голова моя была в захвате, но остальное тело могло двигаться свободно. Сжимая дубинку обеими руками, я ударила прямо в клинковый вихрь со всей силы, какую только могла собрать с учетом моей позы.
Дубинка вылетела из рук, но клинки остановились. И тут же мое сердце упало: они снова начали вращаться, правда, медленно.
К прежней скорости, когда они были неразличимы глазу, они уже не вернулись. Несколько секунд повращались, затем втянулись обратно в ногу.
Мне могло бы стать полегче на душе, однако я все еще оставалась в захвате Манекена.
Он поднял меня высоко вверх одной ногой, опираясь на пол второй и обеими руками. Я вытянула ноги в попытке дотянуться до пола кончиками пальцев, но чуть-чуть не достала. Хватка на моей шее была не идеальна: она не перекрывала кровоток и почти не мешала дышать, – но было больно, и шея стонала, удерживая вес остального тела.
Я извлекла нож и крепко сжала рукоять. Затем ударила в направлении собственного горла. Или ноги Манекена, которая вокруг горла обернулась. Разницы нет. Я нацелилась на сустав и ударила всего в паре дюймов от лица. Раз, другой, третий.
Я замахнулась для четвертого удара, когда Манекен сменил позу. То ли он прежде надеялся постепенно удушить меня, то ли хотел оставить меня висеть, пока я не взмолюсь о пощаде, то ли еще что-то – так или иначе, он, похоже, передумал. Он перевернулся, его нога высвободила мою шею, и тут же здоровенная ладонь накрыла мое лицо.
Он резко крутанул меня вокруг себя, потом выпустил руку из сустава. Раздалось жужжание разматываемой цепи, но оно быстро удалялось – это я летела через все помещение.
Я врезалась в кучу досок, утыканных гвоздями и шурупами. Железяки попытались в меня вонзиться, но костюм не пробили. Я попыталась встать, однако доски под ногами проскользили. Кисть руки Манекена все еще оставалась на моем лице.
Он начал подтягивать меня, несомненно, чтобы повторить процесс. Полуслепая из-за его руки, я тут же среагировала, вонзив острие ножа в щель между его рукой и моим лицом.
По словам Ябеды, этот нож достаточно прочен, чтобы им можно было пользоваться как ломом. Я была рада убедиться, что она оказалась права. С помощью рычага-ножа (плюс мне еще помогла сила втягивающейся цепи) я высвободилась из захвата; кончики пальцев больно прошлись по скальпу. Рука прилетела к своему хозяину и со щелчком встала на место. Я поморгала, пытаясь избавиться от туманного пятнышка в своем поле зрения, но тут до меня дошло, что это царапина на правой линзе маски, куда я ударила лезвием ножа.
С запозданием начала проявляться боль от этого броска. Синяки – с этим я как-нибудь справлюсь. Главное, чтобы мое тело двигалось туда и тогда, куда и когда мне нужно. Я ощутила тупую боль в голове. Последствие захвата шеи?
Окей. Я пока что более-менее в порядке. Сколько времени я выиграла? Минуту? Полторы? Смогу ли я продержаться достаточно долго? А другие, кто тут есть, смогут? Только когда мои букашки прибудут, я смогу начать свой план. Но и после этого мне еще надо будет выжить, и вообще не факт, что план сработает. Чутье подсказывало мне, что шансов немного.
От тридцати секунд до минуты. Я глотала воздух, ценя каждую секунду, что Манекен молча стоял, пялясь на меня.
Что происходит под этой бесстрастной маской? Он разрабатывает план боя? Может, да, а может, и нет. Он в плане не нуждается. Не исключено, что он прикидывает, как лучше всего меня уничтожить – не просто убить, а извести. У него была куча способов этого добиться. Нанести шрамы и раны, которые не излечатся за всю жизнь. Или он мог пойти противоположным путем – убить всех гражданских, не тронув лишь меня. Оба варианта были вполне реальны, и каждый по-своему разрушителен.
А может, под этой твердой оболочкой он бился в душевных страданиях. Может, он каждую секунду каждого дня заново проживал тот день, когда лишился и семьи, и своих мечтаний из-за почти неостановимой, зловредной силы.
С его прошлым я не могла поделать ничего. Кем бы он ни был раньше, сейчас он был чудовищем. И мне необходимо было выложиться на двести процентов, чтобы попытаться не дать ему причинить вред кому-либо еще.
Пора было привести в действие план номер один, одну из двух пришедших мне в голову идей, которая почти наверняка не сработает. Я напустила на него свой рой. До этого момента я почти всех своих букашек держала наготове, используя только необходимый минимум, чтобы иметь представление об обстановке. Теперь я покрыла ими Манекена всего, все доступные поверхности.
Это, конечно, ни к чему не привело. Он понесся прямо ко мне с оружием наготове. Его движения нисколько не замедлились, его восприятие – будь то зрение или что-то еще – не пострадало.
Когда он приблизился, я поднырнула под его первый удар, но не смогла уклониться от второго. Удар прошел вскользь по броневому наплечнику и угодил в грудь. Несмотря на короткий импульс боли, я была почти благодарна за этот удар, потому что он отбросил меня за пределы досягаемости Манекена.
Некоторым из моих насекомых удалось протиснуться в слоты, из которых появилось его оружие. Пространство не идеально соответствовало основаниям клинков, а насекомые были маленькими. Внутри не было ничего органического. Даже там все было полностью запечатано. Тем не менее мне удалось запустить букашек в механизмы, засунуть их тела в тонкие устройства или убить их друг об друга, чтобы выплеснуть ихор и прочее содержимое их тел на все, что казалось чувствительным.
Манекен отступил на шаг. Я смотрела, как он втягивает все свои клинки и плотно закрывает слоты, из которых они появлялись. Волна давления и жара уничтожила всех букашек и, вероятно, всю грязюку, которую мне удалось туда запихнуть.
Ну да, я и не надеялась, что это сработает. План номер один долой.
Для плана номер два мне нужна была дубинка. Оставалось надеяться, что она уцелела. Своей способностью и глазами я обшарила пол, сохраняя голову неподвижной, чтобы враг не заметил, что я делаю.
Букашки уже почти добрались, они прибывали тучами.
Я нашла дубинку: она лежала у самой стены близ того места, где Манекен прижал меня к полу. Чтобы добыть ее, мне придется пробраться мимо него.
«Апорт», – приказала я букашкам в тот самый момент, когда Манекен вновь ринулся на меня. Мне некогда было формулировать приказ, как именно букашки должны принести мне дубинку. Сейчас мне требовалось выжить.
На этот раз его атака была совершенно безумной. Знай я Манекена похуже, решила бы, что он раздражен. Я отскочила, чтобы он не достал меня первым ударом, затем быстро отступила, когда он принялся быстро вращать торсом, превратившись на время в ураган клинков, крутящихся, точно в блендере.
Я так старалась избежать удара его клинков, что пропустила момент, когда Манекен наклонился вбок. Балансируя на одной ноге, он широко махнул второй, выпустив при этом цепь – в результате нога вытянулась футов на семь или восемь и попала в меня. Я второй раз отлетела на кучу досок, теперь на самый край, и секунду спустя рухнула на пол.
Манекен прекратил вращаться и втянул ногу. Похоже, от этой игры в волчок голова у него нисколько не закружилась. Я увидела, что мои букашки тащат дубинку, но одновременно это заметил и Манекен. Он шагнул назад и наступил на дубинку одной ногой, а затем пинком отправил ее по полу подальше от меня.
Черт. Придется идти несколько менее эффективным путем. Поднимаясь на ноги, я взяла в руки крепкий брус. Старый, пыльный, изъеденный временем, с ржавыми шурупами, вкрученными с одного конца.
Как оружие – лучше, чем ничего.
Клинки Манекена вновь издавали тот скрежещущий звук – он опять точил их друг о друга, сперва один край клинка, потом другой. Он делал это как раз достаточно долго, чтобы успокоить меня ложным ощущением безопасности, а затем ринулся на меня, нацелив клинки в грудь и горло. И тут же я ударила своей деревяшкой. Похоже, это стало для него неожиданностью. Я ударила слишком рано, чтобы его задеть, но в него я и не целилась.
Удар пришелся по верхнему клинку, отбив его вниз. Я пыталась избежать лезвия, попасть по щеке, но это не вполне получилось. Я не успела увидеть, насколько именно получилось, потому что Манекен врезался в меня, и оба его клинка ударили в мой нагрудник. Ключица и ребра застонали от боли, но это была не та боль, какая бывает, когда тело протыкают. Броня меня спасла.
Обнаружив, что острия застряли в плотном материале нагрудника, Манекен махнул обеими руками вбок, швырнув меня футов на десять – двенадцать. Я упала, раскинув руки-ноги.
Чувствуя боль в груди при каждом движении, я выдохнула. И чуть улыбнулась.
Мой рой наконец-то прибыл.
Букашки вплыли в помещение единой массой, и примерно половина их накрыла Манекена. Он слегка покачнулся, затем снова вернул внимание ко мне – ему явно было наплевать.
Что меня устраивало. Это к лучшему, что он не обращает на букашек особого внимания.
Позади него букашки двигались почти калейдоскопически, медленно расплываясь от центра наружу, держась симметрично.
Манекен приостановился и оглянулся через плечо на рой.
Похоже, он мог чувствовать букашек и на полу, и в воздухе. Это было очевидно. В то же время он не смог понять, что я не истекала кровью и что я дышала, когда лежала на полу ничком. Мой план держался на двух моментах: позволят ли ему эти его нетипичные чувства понять, что я затеяла, и сможет ли он что-либо с этим поделать.
Строй букашек перестал расходиться и вновь накинулся на Манекена. Он опять покачнулся.
И снова помчался ко мне – прямо сквозь облако букашек, висящее между нами. Мне удалось парировать один удар своей деревяшкой и отпрыгнуть вбок, избежав второго. Но когда я попыталась сблокировать брусом его пинок, он вырвался у меня из рук и полетел на пол. Манекен пнул меня еще раз, жестко, и я шатаясь отступила, прижимая руку к животу и борясь с подступившей тошнотой. Контролируя дыхание, я сумела сохранить ужин внутри себя.
Третий проход моего роя. Они сосредоточились на ногах Манекена и едва не вывели его из равновесия.
Я увидела, как он остановился и озадаченно склонил голову набок. Я закусила губу.
Справа от него (слева от меня) рой вновь собрался в плотную группу и точно рассчитанными движениями медленно расходился в стороны.
Рой составляли пары: летающее насекомое плюс паук. Каждый паук из моего логова сжимал пчелу, осу или крупную стрекозу, а та, в свою очередь, сжимала паука. Тысяча пар.
Букашки быстро выпустили полтысячи или даже больше паутинных нитей, соединив их друг с другом. В основном эта «сетка» состояла из обычного паучьего шелка, однако содержала достаточно много липких нитей, чтобы прикрепиться к Манекену, покрыть его искусственное тело и остаться там.
Я не задействовала черных вдов, которых доставила на фабрику раньше, из опасения, что Манекен поймет, что я делаю, и примет меры до того, как я успею набрать ход. Теперь я подключила и их. Я использовала и всех пауков, которых до того поместила на Манекена, – они сосредоточились на суставах, усиливая более прочную паутину, которая там уже была. Их шелк был несравнимо слабее шелка черных вдов, но все-таки кое-что.
Манекен двигался без проблем; либо он не замечал, либо ему было наплевать. Шелковые нити растягивались и рвались, когда он вытягивал руки, они рвались, когда он шел. Поодиночке каждая нить была пренебрежимо слабой. Но вместе они становились крепкими. Как мой костюм.
Манекен попытался убрать клинок в правой руке, но тот заклинило. Надавив острием на пол, Манекен подправил его наклон и со второй попытки убрал-таки. Мой удар деревянным брусом достиг немногого. Второй запасной план не сработал.
Та же рука отсоединилась и потянулась ко мне, пытаясь схватить. Я развернулась как раз вовремя, чтобы не дать ей этого сделать. Он чуть ли не выстрелил второй рукой, но мне удалось ее ухватить, прежде чем она вцепилась в мой костюм.
Рой совершил четвертый проход, сосредоточившись на цепи вытянутой руки и суставах в плечах, локтях, паху и коленях, где паутина уже более-менее скопилась. Пять – шесть десятков пауков остались на цепи, выпуская в больших количествах самую липкую свою паутину.
Манекен пытался все-таки схватить меня той рукой, которую я удерживала: его пальцы и запястья гнулись под неестественными углами, ища возможности вцепиться мне в кисть или запястье. Он сменил тактику, выщелкивая случайным образом клинки из руки, чтобы удерживать ее стало невозможно. Когда и это не сработало, он хлестнул цепью, как кнутом. Я выпустила его руку в последний момент, чтобы не получить удар кончиком этого кнута. Манекен втянул цепь, но, пройдя три четверти пути, она самую малость запнулась.
Последняя четверть шла чуточку медленнее. Я надеялась, что это клейкий шелк мешает. Я увидела, как Манекен посмотрел на свою руку, потом пошевелил пальцами, словно проверяя их.
Пока он на это отвлекался, я сделала пятый проход своим роем. На этот раз я попыталась действовать тоньше, осторожно накинув на Манекена шелк, а не натянув его с такой силой, чтобы враг потерял равновесие.
Он атаковал, вытянув руку, которую я не облепила паутиной. Боль от последнего удара в живот замедлила меня, и его кулак попал в цель, сбив меня с ног уже, казалось, в сотый раз. Мне удалось тыльной стороной ладони стряхнуть с себя эту руку, прежде чем она успела что-то сделать, и я поспешила встать.
Пока рука была еще частично вытянута, я успела поместить пауков на цепь. Они тут же принялись усердно создавать липкий шелк на механизмах, позволяющих цепи втягиваться. Один паук мог сделать немногое, но вместе – дело другое.
Я могла точно определить тот момент, когда он осознал, что именно я делаю. Он выпустил цепь и махнул ей через всю комнату – лезвие прочертило широкую дугу. Я пригнулась и пропустила лезвие над собой, но двое гражданских рухнули на пол, крича. Когда Манекен попытался втянуть цепь, механизм заело.
Его тело было подобно силовому костюму Оружейника, но каждый механизм, который он добавлял, требовал, чтобы он отсекал кусок плоти. Я подозревала, что, каким бы психом он ни был, эта данность вынуждала его стремиться к более элегантному, эффективному дизайну, чем к более грубому. Вращающиеся ножи в лодыжке, механизмы втягивания цепей в руках – все это было спроектировано легковесным, потребляющим минимум энергии и при этом достигающим максимального эффекта.
Манекен, склонив голову набок, разглядывал свою руку, упрямо отказывающуюся возвращаться на место.
Я сделала шестой проход своими букашками. Когда рой пролетал мимо него, Манекен вскинул голову и посмотрел на меня. Ну, насколько мог, без глаз-то. Он понимал, что происходит.
Какой-нибудь другой Плащ, получше меня, мог бы сейчас вставить остроту или оскорбление. Но у меня слишком много чего болело: ребра, живот, плечи, шея, спина, ноги. Кое-где это была острая боль, словно в соответствующую часть тела с постоянным, неослабевающим усилием вдавливалась раскаленная кочерга. Я просто не могла тратить дыхалку на речи.
Цепь вывалилась из локтевого гнезда, и я увидела, как Манекен подошел к упавшей руке, поднял ее, выдрал оставшуюся цепь и со щелчком вставил руку на место.
– Давай же, – пробормотала я.
Клинки выпрыгнули из своих слотов по всему телу Манекена; о существовании некоторых я даже не догадывалась. Затем Манекен принялся яростно крутиться, при этом на каждой части тела клинки вращались с такой силой, что сети паутины оказывались перерезаны до того, как успевали пристроиться на место.
Я сменила тактику. На этот раз рой прошел над ним неспешно. Одновременно работало три – четыре десятка пауков, но работали они непрестанно. Каждый паук рассекал нити, так что они плыли вниз, как ленточки на ветру.
Поскольку они мягко падали, а не натягивались, то обволакивали вращающиеся клинки, прикреплялись к другим болтающимся шелковинкам, образуя воздушные облачка.
Я это предвидела.
Чего я не предвидела, так это того, что Манекен переменил тактику и во второй раз погнался за гражданскими.
– Эй! – крикнула я ему в спину.
Я надеялась начать вторую фазу своей атаки более незаметно.
Половина роя, который я доставила из своего логова, все еще ожидала указаний. Я пустила их в дело, когда бежала за Манекеном, притормозив возле кучи деревяшек, чтобы прихватить новый брус.
Кто-то из гражданских завопил, когда Манекен врезался в них. Два или три человека, которых этот монстр загнал в угол. Одному уже грозила непосредственная опасность.
– Стой, мразь! – проорала я, но мои слова оказались бесполезны.
Я перешла ко второй фазе атаки. Как я раньше поступила с ручками, маркерами, свечами и флаконами дезинфицирующих средств, так и сейчас я поручила букашкам доставить кое-какие вещицы.
Некоторые несли кусочки шелковой ткани, образовавшиеся в результате работы над костюмами: пробные версии масок, пояса, ремешки. Как и шелковые нити, дрейфующие в воздухе, эти кусочки оседали на клинках, а не рассекались ими. Вскоре верхняя половина туловища Манекена окуталась словно темным туманом.
Другие букашки доставили остатки того, что я использовала при разработке дизайна костюмов. Тюбики с краской были достаточно жесткими, чтобы клинки их рассекали, образуя маленькие, влажные, разноцветные взрывчики. Большая бутылка с клеем прилетела ко мне в руку, и я поспешно отвинтила колпачок, после чего большая группа насекомых отнесла ее к Манекену и опрокинула у него над головой, так что ее содержимое полилось на эту самую голову и плечи. Упаковки красителей Манекен разрубал надвое, образуя облачка черного, коричневого, серого и лавандового цветов. Эти порошки приставали к любому влажному месту, заполняли каждую щелочку, делая видимыми скрытые слоты для оружия и швы, по которым все стыковалось.
Я ударила деревяшкой снизу вверх по самой широкой части вихря лезвий, в который превратился Манекен. Благодаря везению и намерению в равной степени мне удалось нанести скользящий удар по одному из клинков, отбив его в сторону потолка. Инерция вращения Манекена сделала остальное. Он пошатнулся и рухнул набок, при этом в буквальном смысле развалившись на части. Цепи соединяли всё, но это всё было не на своих местах. Что это, какой-то встроенный механизм защиты от слишком сильных ударов?
Мой рой набросился на него, выпуская еще больше шелка и поливая все подряд клеем – как органическим, от моих пауков, так и фирменным.
Манекен принялся медленно втягивать разные части тела. Я поспешно схватила руку, которую он до того отсоединил, и швырнула прочь. Потом я схватила его голову.
Я знала, что в голове у него нет ничего особо ценного. Это была слишком очевидная мишень. Но ее было легко держать, она не была подсоединена к много чему другому, и, возможно, Манекену захочется ее сохранить.
С головой в руках я подалась назад, вытягивая цепь из шеи. Резкий рывок – и половина тела Манекена дернулась в мою сторону, а все мои раны протестующе взвыли. Еще один рывок – и его тело сдвинулось еще на полфута, зато я вытянула цепь из шеи на пару лишних футов.
Пусть все то, что я вываливала на его механизмы, и мешало им работать, но в груди эти механизмы явно были сильнее, чем в остальных частях тела. Цепь начала медленно втягиваться.
Кто-то появился за моей спиной, и его руки ухватились за цепь прямо позади моих. Сложив наши силы, мы проволокли тело Манекена еще на пару-тройку футов.
– Куда? – спросил он. Это был крепко сложенный мужчина с густой черной бородой, в очках с толстой оправой и в красно-черной полосатой футболке. Один из моих людей.
Я развернулась и выпустила цепь, чтобы показать. Там была металлическая рама, прежде удерживавшая какое-то оборудование. Сейчас она стояла пустая – просто конструкция из металлических арматурин.
– Отойдите, – произнес он. Я шагнула назад. Без помех с моей стороны гражданский смог протащить Манекена в сторону рамы фута на четыре – пять. Еще рывок – и вот рама уже близко.
Я метнулась вперед, схватила голову и стала обвивать ее вокруг и под металлическими прутьями, в процессе обвязывая вокруг них цепь самыми примитивными узлами. Теперь голова болталась на этой перепутанице, уставив в потолок обрубок шеи. Между ней и телом Манекена было пятнадцать футов цепи.
Манекену как раз удалось втянуть цепь второй руки и подсоединить ее, и теперь с ее помощью он прикреплял на место свои ноги.
У меня были считанные секунды.
Благодаря моим букашкам, которые были повсюду, я точно знала, где лежит то, что мне нужно. Я побежала в угол и подняла бетонный блок.
Не проделав и половины пути обратно к голове, я увидела, что Манекен встал. Я отказалась от своего плана, выпустила блок и отошла. Я стала обходить его сбоку, удаляясь от его головы. Похоже, его внимание было приковано ко мне.
Я его разозлила?
Он уже не крутился, и я смогла разглядеть, что с ним сделали букашки. Все его тело покрывала паутина и обрывки материи, лишь половина клинков смогла убраться на места, преодолев сопротивление шелка, клея и прочего мусора. И все это было расчерчено цветными пятнами от жидких и порошковых красок.
Я собрала букашек в новое построение. У нас кончался шелк, но придется как-то справиться.
Манекен шагнул вперед, двигался он более неуклюже, чем обычно. Хорошо. Это означало, что его суставы уже далеко не в идеальном состоянии.
Он снова задвигался – отцепил от шеи цепь, за которую я привязала его к раме. Его внимание было сосредоточено не на мне. Ощупав окрестности своими букашками, я поняла, на чем.
Его рука. Она вяло ползла к нему, цепляясь за пол кончиками пальцев.
Как только я поняла, что ему нужно, как перенаправила часть плетущего паутину роя к руке. Потом сама поковыляла влево и встала между Манекеном и его целью. Мой рой прошел над ним. Седьмая атака. Манекен отмахнулся от пролетающего роя – поразительное проявление эмоций.
Он потянулся в отверстие, оставшееся на месте головы и шеи, и вытащил ножик.
Я напружинилась. Он был Механиком, и этот ножик мог оказаться чем угодно.
Манекен нажал на кнопочку, и клинок окутался серым туманом. Я его тут же узнала: технология Оружейника.
Оружие с точно таким же визуальным эффектом нанесло кошмарный урон Левиафану.
Манекен шагнул вперед, я шагнула назад. Рука позади меня подпрыгнула. Манекен воспользовался выдвижным клинком, чтобы подтолкнуть ее в нужном направлении. Рука пыталась обогнуть меня.
Букашки совершили восьмой проход над обезглавленным Манекеном.
Он вновь ринулся на меня. На этот раз нельзя было ни блокировать удар, ни принимать его на броню. Он двигался неуклюже, отсутствие руки нарушало его баланс, но у него было в норме девять футов роста, а это означало хорошую досягаемость, каким бы оружием он ни размахивал.
Я быстро пятилась, слишком отчетливо сознавая, что мои пауки работают недостаточно проворно, чтобы остановить его, прежде чем он попадет. И у меня кончалось пространство для отступления.
Раздался грохот – мощный удар, за которым последовал звон металла. Манекен остановился и, крутанувшись на месте, зашагал обратно.
Тот же звук раздался вновь. Я побежала за Манекеном, стараясь не хромать и понимая, что немногое могу сделать, чтобы остановить это чудовище. Я пробежала через половину помещения, прежде чем увидела, что привлекло внимание Манекена.
Мужчина, который помог мне недавно, держал в руке бетонный блок, и этим блоком он в третий раз ударил по голове Манекена. Голова оторвалась от цепи, упала на пол и катнулась.
Мужчина вновь поднял блок, потом увидел приближающегося Манекена и передумал. Швырнул блок на голову и побежал.
Манекен не стал его преследовать. Вместо этого он нагнулся подобрать голову, затем выпрямился обратно. Я остановилась.
Несколько долгих секунд Манекен держал голову на вытянутой руке. А потом голова упала на пол.
Секунды тянулись, рука, хлопая, продолжала ползти к своему хозяину. Мои пауки клубились на ней, закутывая ее в шелк. Лишь клинок теперь позволял ей двигаться, а пальцы только шевелились, преодолевая сопротивление шелка, и придавали руке нужное положение для следующего резкого выброса клинка.
Манекен переключил внимание на руку, и я напустила на нее свой рой. Тысяча шелковых нитей, за каждую держалось столько летающих насекомых, сколько могло в принципе, и все они подняли руку в воздух. Я доставила ее под потолок и принялась закреплять там, строя вокруг нее кокон. Враг повернулся ко мне, во всяком случае, его грудь была обращена в мою сторону. Теперь, когда у него не было головы, читать его язык тела было трудно вдвойне. Он раздражен этим моим действием?
Манекен шагнул вперед, словно желая броситься на меня, но окутывающий его шелк сковал движения. Его нога шагнула не так далеко, как он собирался, а нехватка руки нарушила чувство равновесия. Он повалился на пол.
– Хочешь продолжить? – спросила я его, чувствуя, что сердце готово выскочить из груди. Я была готова мгновенно отпрыгнуть или как-то еще отреагировать при надобности.
Он медленно поднялся на ноги. Дважды резанул ножом по шелку. Во время второй попытки я ударила его букашками, совершившими восьмой проход с шелковой сетью, в надежде вывести его из равновесия настолько сильно, что он пырнет сам себя. Не срослось.
Стоя прямо, Манекен перехватил по-другому нож, после чего поднял палец. И покачал им из стороны в сторону – тот же самый жест неодобрения, упрека.
А потом он развернулся и зашагал к двери. Я не пыталась его остановить. На это меня уже не хватило.
Я наблюдала за его отступлением через своих букашек. Чувствовала, как он удаляется на три, четыре, пять кварталов, потом за пределы досягаемости моей способности. В ту же секунду, как он исчез, сила ушла из моих ног. Я рухнула на колени посередине комнаты.
У меня болело все. Если Манекен и не сломал мне какое-нибудь ребро или ключицу, то трещины там точно есть. Но боль – это лишь половина всего. Физически я была измотана. Эмоционально? Измотана вдвойне.
Рядом появилась Шарлотта и протянула мне руку. Вокруг начались перешептывания. Я выключила их из своего сознания. Критику я сейчас принимать не могла, а похвалы не заслуживала. Сколько людей было ранено, пока я дралась с Манекеном? Сколько погибло из-за того, что я была недостаточно бдительна?
С помощью Шарлотты я встала. Покачала головой, когда она предложила и дальше меня поддерживать. Медленно и осторожно, чтобы не оконфузиться, я подошла к голове Манекена.
Возле шва в шее, где проходила цепь, я увидела бусинку черной жидкости, совсем крохотную. Похоже, для Манекена это был достаточно серьезный дефект, чтобы оставить голову. Я тоже не стала ее брать.
Следом я подковыляла к телу седой врачихи. Опуститься на колени было больно, но я все равно это сделала. Мягко развернула ей голову и посмотрела в открытые глаза. Светло-голубые, удивленные.
– Простите меня, – сказала я ей.
В голову не шло, что еще можно добавить. Спустя минуту или две я отказалась от этой затеи. Я оставила ее глаза открытыми: закрывать их пальцами казалось бесцеремонным и банальным.
Своими букашками я перерезала нити, и рука свалилась из-под потолка. Не один человек вздрогнул от неожиданного падения и удара.
– Выбросьте голову и руку в океан, – произнесла я, не обращаясь ни к кому конкретно. – Если сумеете найти лодку, закиньте куда-нибудь на глубину.
– Окей, – тихо отозвалась Шарлотта.
– Мне надо идти. Через букашек я буду следить, чтобы не было новых проблем, – сказала я и, прихрамывая, двинулась к двери.
Я победила. В некотором роде.