МОНАРХ 16.11
Я уловила движение его пальца за долю секунды до того, как пистолет выстрелил, и попыталась отпрянуть в сторону. Не помогло. Умение уворачиваться от пуль в мой репертуар не входило. Судя по тому, как ствол сместился за моим движением, Томас Калверт либо был с оружием на «ты», либо применил свою способность, чтобы гарантировать попадание в цель. Либо, что вероятнее, и то, и другое.
Когда меня ударило, в самом уголке сознания мелькнуло: «Все-таки костюм не может остановить пулю». Только это не была полноценная мысль. Всего лишь миг разочарования, когда я ощутила, как удар от пули проходит сквозь грудь до самой спины.
Я ударилась о землю, распахнув рот, и сразу после удара не чувствовала собственного сердцебиения. Ощущение было, будто меня долбануло молотом прямо в середину туловища. Я не могла говорить, не могла даже мыслить связно.
Но оставшиеся при мне букашки уже вылетели из-под костюма, как только я упала навзничь. Капсаициновые букашки двинулись в направлении Томаса Калверта и его солдат, заранее заготовленные шнуры размотались и потянулись за летающими насекомыми. Я не могла нормально думать, чтобы организовать умную атаку, приказать атаковать уязвимые места, но букашки быстро наступали, кусая открытую плоть и образуя барьер между мной и врагами.
Калверт попятился, пряча нос и рот в сгибе локтя и щуря глаза. Он опустошил магазин в мою сторону, однако целиться в меня он не мог. Ему не давало видеть облако букашек между нами, как и букашки, ползающие по его лицу.
Я заставила летающих насекомых поймать шнуром ствол его пистолета и отдернуть его дальше в сторону, и Калверт попятился еще. Я сделала следующий шаг и обвила шнурами остальные стволы в надежде отложить неизбежный ливень пуль. Если я смогу найти какую-то возможность, что-то или кого-то движущегося и сбить их с цели, прежде чем они меня подстрелят…
Когда Калверт заговорил, ему пришлось повысить голос, чтобы его было слышно, несмотря на руку, закрывающую рот.
– Все вон из комнаты. Засыпьте ее пулями… нет. Отставить.
Он придумывает контр-контрпланы еще до того, как мне приходит в голову хоть какая-то тактика.
– …Подожгите ее. Ее костюм пуленепробиваемый, а я хочу, чтобы работа была закончена. У меня есть другие дела.
Я не могла дышать. Могла выдыхать и выдыхала маленькие комочки боли, но ощущение было, будто моя грудь провалилась внутрь себя. Пульс не бил, кровь словно текла по жилам слишком медленно, и я не могла вдохнуть, чтобы надуть воздухом раздавленные легкие.
Своими букашками я почувствовала, как двое мужчин выдвинулись вперед. Каждый был в противогазе и держал в одной руке бутылку. За ними тянулся сильный едкий запах, подавляющий у букашек чувства обоняния и вкуса.
Я прижала руку к груди, словно могла так оценить нанесенный мне урон, и рефлекторно отдернула, прикоснувшись к чему-то горячему. Кусочек металла, застрявший в самой толстой части нагрудной бронесекции, достаточно сильно раскалившийся, чтобы к нему было больно притрагиваться. Пуля. Я и не задумывалась о том, что пули горячие.
Это осознание вкупе с болью от ожога у основания ладони помогло мне прочистить сознание. Пуля не пробила. Что же я ощутила – ударную волну при попадании в броню? Или это воображение ошибочно дополнило ощущения, потому что я считала, что меня подстрелили?
Это не имело значения, поскольку один из солдат Томаса Калверта уже щелкнул зажигалкой, и до меня дошло, что эти бутылки у них в руках – наверняка импровизированные коктейли Молотова.
Несмотря на общее онемение и вялость реакции, я потянулась за спину. С помощью нескольких нелетающих букашек, оставшихся в моем вещевом отделении, я мгновенно нашла то, что искала, стремительно вытащила из отведенного под него отсека и правильно перехватила.
Нацелила перцовый баллончик на зажигалку и выпустила струю. Баллончик обеспечивал дальность десять футов, а солдаты находились на другом краю комнаты, и между нами была неровная гора пены.
Перечная струя вспыхнула и подожгла рукав солдата и верхнюю часть рубашки. Солдат выронил зажигалку и стал биться, пытаясь снять рубашку, несмотря на надетые перчатки и противогаз.
Не самый гениальный ход – попытаться не дать кому-то подпалить фитиль, подпалив его самого; но я была не в том положении, чтобы привередничать. Я попыталась подняться на ноги, но грудь вспыхнула острой болью, и я рухнула обратно, оказавшись едва ли не в худшем положении, чем была. Боль пронзала грудную клетку, словно та была разорвана на части, и любое напряжение мышц туловища угрожало полностью разрушить все, что удерживало его единым целым.
Букашки уже двигались ко второму парню с коктейлем Молотова. Он колебался, глядя, как его дружок вспыхнул, а теперь уже шнуры обвивались вокруг горлышка бутылки, сжимающих ее пальцев и запястья, припутывая все это друг к другу.
– Раздражает, – донесся из соседней комнаты голос Томаса Калверта. Он отошел и закрыл за собой дверь, но она тут же распахнулась, когда мужчина с коктейлем Молотова, привязанным к руке, сбежал, пока все его еще извивающийся напарник не поджег и его. – Проклятье, – прорычал затем Калверт.
– Если мы кинем гранаты… – начал один из солдат.
– Не вздумайте кидать гранаты. Уверяю, все выйдет не так, как вы себе представляете. Дайте мне это.
Я ощутила, как директор Калверт оторвал бутылку от руки солдата. Я начала располагать букашек, создавая из шнуров свободную сеть. Она не остановит летящую бутылку, но шнуры у меня еще оставались. Я начала привязывать сеть к светильнику на потолке. Если я смогу поймать бутылку…
Калверт не стал делать то, чего я ожидала: во-первых, не поджег тряпичный фитиль, во-вторых, не метнул бутылку в меня. Он ее подкинул снизу вверх, так что она упала на пол прямо за дверью. Она разбилась, и ее содержимое – бензин, судя по запаху, – растеклось по дальней от меня половине комнаты.
Горящий солдат, находящийся по-прежнему в этой же комнате, завопил:
– НЕЕЕТ!!!
Он рванулся к двери, но Калверт выстрелил в него. Пули оказалось недостаточно, чтобы побороть инерцию бегущего солдата, но еще один солдат с силой пнул его в живот. Калверт ногой захлопнул дверь, как раз когда мужчина упал на спину – прямо в лужу бензина с осколками стекла.
Его все еще горящая одежда подожгла топливо. В мгновение ока весь пол перед дверью вспыхнул, и комнату наполнили вопли дергающегося горящего солдата.
На миг меня охватила животная паника. Нечто вроде бездумного страха, записанного нам на подкорку, чтобы мы, подобно волкам, оленям и обезьянам, знали: огонь – это плохо. Дым – это плохо. От огня следует бежать… а мне бежать было некуда.
Я помотала головой. Надо думать.
У комнаты один выход. Чтобы до него добраться, я должна перепрыгнуть через гору арест-пены, и я сомневалась, что мне это удастся с моей болью в груди и без пространства для разбега. Даже если я преодолею этот барьер (а неудача будет означать, что я застряну и окажусь в ловушке), мне еще придется пробежать через лужу горящего бензина, не споткнувшись при этом о мечущегося горящего человека, добраться до двери и открыть ее.
Вот только Калверт сейчас спокойно, эффективно приказывал своим людям брать столы и стулья и придвигать их к двери, словно пожар в соседней комнате его вовсе не волновал. Один стул подпирал дверную ручку, тяжелый обеденный стол блокировал саму дверь. Трое солдат вместе подволокли потрепанный диван и сейчас поднимали за один край, чтобы взгромоздить его на стол.
Мои букашки. В этом здании их было недостаточно, чтобы организовать серьезную атаку на Змея. Большинство тех, которых я принесла с собой, сгорели, когда комната вспыхнула. Некоторые цеплялись к Калверту и его людям, но их было слишком мало, они могли разве что причинять боль и неудобство. В своем бездумном страхе я призвала букашек к себе. Или, может, их призвал мой пассажир. А может, это сделали мы оба, работая вместе через мое подсознание.
Так или иначе, в моем распоряжении имелось совсем мало полезных букашек, туча бесполезных (моль, мухи, тараканы и муравьи в ближайших окрестностях), а Томас Калверт, Змей, уже выходил из дома.
Я взглянула на более масштабную картину. Сейчас я была в одном из районов, которые после нападения Левиафана были заброшены. Этот дом и раньше был в не особо хорошем состоянии, а из-за наводнения оно стало еще хуже. Калверт, прежде чем телепортировать меня сюда, подготовил это место. Дом располагался на углу квартала, и два соседних дома были снесены. Вокруг не было ни одного человека, кого я могла бы увидеть. Должно быть, Калверт специально все расчистил, чтобы не было свидетелей. Вокруг дома были расставлены переносные секции забора из проволочной сетки и скреплены между собой цепями. Калверт как раз проходил сквозь отверстие в заборе, а его люди смыкали секции за его спиной и продевали в отверстия цепь. Судя по тому, что один из солдат держал в руке замок, они собирались эту цепь запереть, как заперли остальные.
Сразу за забором дом окружал десяток грузовиков и легковушек. Все они были развернуты в сторону дома, фары включены. Рядом и перед машинами стояли отряды солдат с оружием наготове. У большинства были автоматы или пистолеты, бандольеры с гранатами и броня, закрывающая все тело. У троих были пенометы с арест-пеной.
Покинуть окрестности дома было невозможно, что, впрочем, не имело значения, поскольку я не могла покинуть комнату. Здесь имелось два окна, лишь до одного из которых я могла дотянуться, и оба были заколочены. Причем доски были приколочены не только к раме – их длины хватало, чтобы закрепить их и на выступах стены. Я пробежалась пальцами по концу доски и нащупала выступающие головки гвоздей или шурупов. Муравей слез с моего пальца и прополз по одной из головок.
Шурупы. Шурупы с шестигранными шлицами. Калверт не желал рисковать, что у меня при себе окажется отвертка с более распространенной формой жала.
Я рассмеялась. Мою грудь сдавило болью, и звучало это, наверное, немного безумно, но я не удержалась. Это было уж слишком.
Сейчас был бы идеальный момент для второго триггера. Лиза ведь говорила, что связь моего разума со способностью усиливается, когда я чувствую себя в ловушке? Вряд ли я когда-либо чувствовала себя в ловушке больше, чем прямо сейчас. Я не могла видеть, как далеко распространился огонь, поскольку была слепа, и жар от огня убивал букашек, которые были мне нужны, чтобы ощущать окрестности. У меня оставалась пара минут, прежде чем комната превратится в печь и убьет остальных, оставив меня слепой, и я поджарюсь заживо.
На меня накатила волна дыма, и я закашлялась, потом низко опустила голову, чтобы продолжать дышать.
Нет, едва ли я сгорю заживо. Я задохнусь, когда пламя сожрет весь кислород, тихо помру еще до того, как начну гореть. Может, тогда я и триггернусь, когда все станет настолько плохо. И скорее всего, это уже не поможет. Я не могла себе представить такую модификацию моей способности, которая вытащила бы меня из этого дерьма.
Я перешла в атаку, послав своих букашек на Калверта и его людей. Большинство было бесполезно, многие не могли даже кусать. Тем не менее я отыскала поблизости трех черных вдов. После краткого раздумья я доставила их прямо на Калверта. Они нашли открытую кожу на шее и укусили.
Он отмахнулся от них, сжал одного между пальцев и поднес к лицу. Потом что-то произнес – я не уловила что.
В его движениях не чувствовалось спешки, когда он кинул дохлого паука на землю и отдал приказ своим людям.
Этот приказ, боюсь, я реально услышала и поняла. Помогло то, что у меня было достаточно контекста, чтобы угадать слова и домыслить пустоты.
«Спалить все дотла».
– Иди в жопу, – прошептала я, прижимая руки к доскам. Вдохнула очередной клуб дыма и закашлялась. Потом закашлялась сильнее: сочетание боли в груди, вдыхаемого дыма и моих попыток отдышаться создавало самоподдерживающийся цикл. Люди Калверта стали поджигать новые коктейли Молотова и бросать их через забор, который сами же поставили. Одна из бутылок ударилась в боковую стену дома. Еще одна – в переднее крыльцо. Еще три или четыре – о газон и землю близ дома.
Калверт огляделся через плечо, потом уверенно подошел к машине и сел на заднее сиденье. Он не приказал водителю увезти его. Нет, ему интереснее было понаблюдать, лично удостовериться, что все идет по плану. Сел в машину он всего лишь для того, чтобы оказаться вне досягаемости моих букашек.
Не то чтобы его беспокоили укусы черных вдов.
Скорее всего, он уже принял все необходимые противоядия. Черт, противоядие, защищающее от черных вдов, помогает и против большинства других пауков. Вероятно, он будет страдать от побочных эффектов, но это произойдет не сразу.
Надо сменить фокус. В непосредственной опасности сейчас я.
Я обдумала вариант – дождаться, пока из-за огня достаточно ослабнут половицы, после чего перепрыгнуть через пену и упасть на нижний этаж, – но отказалась от этой идеи. Во-первых, я столько не протяну, во-вторых, слишком велик шанс получить травму.
Реальный выход из комнаты был один – через окно. Пока что мне придется игнорировать людей, размещенных снаружи. Я обдумала вариант – попытаться ножом отодрать доски от стены и оконной рамы. Но я сомневалась, что мне хватит сил, с учетом боли в груди, и что я успею отодрать столько досок, сколько нужно. Они ввернули по три шурупа в каждой точке контакта. Черт, я подозревала, что Калверт принял во внимание мой нож, когда приказывал забивать окна досками.
Я вытащила пистолет. Не уверена, сколько информации было у Калверта, но, когда он был еще здесь, его, похоже, не беспокоила возможность, что я буду в него стрелять. Или, может, он счел, что его способность позволит ему выбраться, если в одной из реальностей я его подстрелю.
Это было трудно – не просто двигаться и целиться из пистолета, кашляя и все еще сотрясаясь от попадания в грудь, но целиться именно туда, куда мне было надо. У меня оставалось маловато патронов, а досок было слишком много, чтобы на каждую тратить по несколько пуль. Нет, направлять выстрелы лучше всего было так, чтобы я каждый раз попадала более чем в одну доску – и в те, которые были прибиты снаружи здания, и те, которые внутри.
Отдача от выстрела была такой ужасной, что боль в груди вспыхнула с новой силой. Я уронила оружие, пытаясь подавить кашель. Даже за линзами маски глаза начали слезиться. Не то чтобы это имело какое-то особое значение, раз уж я все равно ничего не видела, но все равно – лишнее отвлечение. От того, что я перегнулась пополам, боль еще удвоилась, и я едва не потеряла сознание; от кашля перед глазами заплясали искры.
Пол настолько нагрелся, что наиболее чувствительные букашки гибли, касаясь его. Чтобы найти, куда я уронила пистолет, потребовалось сочетание угадайки, ощупывания пола рукой и помощи самых крепких букашек.
Я подобрала его и выстрелила еще дважды. Сражаясь с болью в груди, потянулась к доске и повисла на ней. Пули расщепили ее натрое – две слева и одна справа, – и мне удалось с помощью собственного веса ее отодрать.
Еще три пули – и я смогла убрать следующую доску изнутри. Вставив ее в щель между двумя досками снаружи, я воспользовалась ей как рычагом и высвободила одну из них.
Стрельба привлекла внимание. Кто-то отдал приказ, и десяток автоматов нацелился на окно. Я пригнулась, причем укрылась не под самым окном, а в углу комнаты, ногами к солдатам, прикрыв голову ладонями и остро ощущая пламя на стене на расстоянии вытянутой руки.
Пули пробивали и внешнюю стену, и внутреннюю. Одна пробила пол и попала в бронесекцию на спине. Этот удар вызвал еще один приступ кашля, хуже всех предыдущих.
Мне нужно было выбираться, и быстро.
Они знали, что мне нужно выбираться, и не давали мне такой возможности. Возникла короткая пауза, когда солдаты извлекали магазины. Или обоймы. Или как они там называются. Огнестрел – это не мое. Солдаты заменили обоймы и вновь открыли ураганный огонь.
Я не могла продолжать тут лежать в ожидании, когда в меня попадет какая-нибудь везучая пуля, или меня окончательно достанет дым, или произойдет еще какая-нибудь из возможных гадостей.
Букашки, призванные моей способностью, собрались вокруг дома, цепляясь за крышу и внешнюю стену напротив моей комнаты. Я отметила тараканов и послала их к окружившим дом грузовикам.
Тараканы сохранили умение есть буквально все. Мне пригодилось бы их побольше, но пришлось удовлетвориться тем, что было. Они принялись есть проводку.
Мое собственное положение тем временем ухудшалось. Пол из теплого быстро становился горячим. Арест-пена замедляла распространение огня по полу, но не мешала ему распространяться под половицами. Если пол подо мной обрушится, мне верный конец.
Последовали новые приказы, и солдаты переключились на поочередный огонь: лишь несколько человек стреляли одновременно, а остальные стояли наготове. Теперь пальба была безостановочной, бесконечной. Вторая группа как раз открыла огонь, когда фары начали гаснуть. Тараканы нашли нужные провода.
Как только фары грузовиков стали гаснуть, я приказала букашкам собраться на стене ниже окна. Собравшуюся массу пронзило не меньше пяти пуль. Теперь солдаты могли ориентироваться только по свету пожара, и они заметили аномалию возле окна.
Ком из букашек упал на землю, и его пронзили еще пули. Когда букашки поднялись, они приняли форму, в целом напоминающую человека, меня.
Я отчаянно хотела выбраться из комнаты. Я кашляла больше, чем дышала, и опасалась, что от следующего приступа кашля вырублюсь, не успев втянуть достаточно кислорода.
Но приходилось выжидать. Я собрала еще несколько роев и сбросила с края окна. В создании обманок участвовала каждая букашка в радиусе трех кварталов.
В свою очередь, каждая обманка должна была вести себя, как находящийся под огнем человек. Они двигались небыстро, останавливались, когда в них попадали пули, некоторые имитировали падение на землю. Из-за этого к ограде они приближались медленно.
Я не могла больше ждать. Я знала, что, прежде чем идти самой, следовало сделать еще одну-две обманки, но условия в комнате из невыносимых и опасных становились критическими. Когда собралась следующая масса букашек, я подобралась к подоконнику и, положив руки на оконную раму, погрузилась в рой. Попыталась выглянуть наружу, но мое затуманенное, убитое зрение поймало лишь одинокое световое пятнышко от единственного грузовика с работающими фарами далеко слева от меня. Против меня была маленькая армия; мне предстояло упасть с высоты второго этажа туда, где прежде был чей-то двор, а сейчас он превратился в мешанину грязи и мусора; и…
Пуля попала мне в предплечье недалеко от того места, куда несколько месяцев назад меня укусил Брут. Я осела на подоконник, баюкая руку. Скорее от отчаяния, чем по какой-либо более достойной причине, я пропихнула себя между сломанными досками и рухнула на землю.
Приземление оказалось не таким жестким, каким могло бы быть, но и не мягким. Меня корчило, выворачивало наизнанку, почти все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы не орать от боли и сохранять букашек вокруг себя.
Всю еще оставшуюся у меня силу воли я истратила на то, чтобы перевернуться спиной к непрекращающемуся огню личной армии Змея (так меня защищала броня вещевого отделения плюс ткань плаща). Затылок я прикрыла руками и поборола позыв к кашлю. Даже если бы я закашлялась, вряд ли кто-нибудь услышал бы это сквозь непрерывную стрельбу и звуки чего-то рушащегося в доме, но я не могла рисковать тем, что приступ кашля отвлечет меня от окружающих событий или просто отключит.
Теперь мне предстояло пробраться через периметр. Одна из моих обманок дошла до забора и, похоже, убеждала врагов, что это могу быть я, достаточно удачно, чтобы они считали нужным время от времени на всякий случай давать по ней автоматную очередь. Я приказала ей начать взбираться.
Сейчас у меня было шесть обманок, и еще одна собиралась возле окна. Я намеревалась добраться до забора ползком, а потом как-нибудь выбраться, но с таким состоянием запястья…
Кто-то из людей Калверта запалил еще один коктейль Молотова и швырнул к подножию забора в том месте, где взбиралась обманка. Она была мгновенно уничтожена, а солдатам пришлось попятиться от образовавшегося костра.
Если бы Томас Калверт применил свою способность, чтобы направлять их, отдавая приказы, позволяющие сузить круг подозреваемых среди моих обманок, меня неизбежно ждала бы та же судьба, что и первую обманку, сразу, как только я бы добралась до забора.
Но он не давал указаний. Он сидел в машине и наблюдал. Приказы из раций не звучали – пока что. Он должен был защитить периметр, не дать мне вырваться на свободу… но он был в пассивной позиции, не в атакующей, когда мог бы скомандовать атаку, а потом, если бы она провалилась, сделать так, что этой атаки вовсе не было. Нет, эту первоначальную атаку я выдержала.
Я не знала, как именно я ее выдержала, но выдержала.
Я ползла на трех конечностях, тогда как обманка сформировала стоящую фигуру надо мной и вокруг меня, и я присоединилась к другим обманкам, движущимся к забору.
Еще один коктейль Молотова перелетел через ограду, ударился о землю с другой стороны и поджег слишком приблизившуюся обманку. Я заметила, что солдаты вновь попятились.
Это не так уж плохо. Чем больше они отходят, тем тоньше оборонительная линия.
Но мне по-прежнему требовалось добраться до забора и перебраться через него, при этом чтобы меня не подстрелили и не подожгли.
С периферии досягаемости моей способности прибывали новые букашки. Хоть я и была в ловушке, это не дало мне второй триггер. Такого везения не случилось. Зато у меня выросла дальность. Я подсчитала имеющиеся в моем распоряжении ресурсы, прикинула, сколько еще обманок смогу создать…
А затем передумала. Нет, мне нужен был отвлекающий маневр, а эти медленно движущиеся обманки обеспечить его не могли.
Букашки, остававшиеся в резерве, проникли в ряды солдат, а я ради собственной безопасности легла ничком, прикрыв голову руками.
«Сзади», – прошептал один из роев солдату. Он крутанулся на месте, но никого не увидел.
«Я сожру тебя живьем», – произнес поблизости другой рой.
«Заползу в твое тело и отложу там яйца».
Голос Калверта раздался сразу из десятка раций.
– Она играет в психологические игры. Она по-прежнему где-то рядом с домом, и до сих пор она никогда не пытала и не убивала. Держать периметр и не применять гранаты.
Снова запрет на гранаты. Даже напоминание на этот раз. Может, здесь он и разделил реальности – в одной закидал дом гранатами, в другой ограничился стрельбой?
Или он уже понял, что на случай гранат у меня есть встречный план? Возможно, он воспользовался ими на предыдущей стадии, и все пошло катастрофически не так. Наверняка он неслучайно отказался именно от них, а не от коктейлей Молотова. С гранатами все получилось бы быстрее, они дают немедленный, конкретный эффект.
Была вероятность, что это связано с его алиби, что он не хотел дать понять «Темным лошадкам» или даже «Странникам», что он атаковал одного из них, а применение нескольких гранат слишком легко бы привело к «Змею». А так он остановится на грандиозном поджоге, возможно, скроет полицейские отчеты и подавит прессу. Если я на территории, принадлежащей «Странникам», возможно, они примут плату за то, чтобы сохранить все в секрете от «Темных лошадок».
Или любая комбинация этого всего.
Затем я вспомнила, как сбежала с больничной койки после нападения Всегубителя.
Букашки по-прежнему шептали, продолжая атаку, но это была не лобовая атака жалами и жвалами. Лежа на земле, закрывая голову руками, я предприняла другую тактику. Рейд.
Букашки прочесывали карманы и сумки, выявляя их содержимое. Аптечки первой помощи – не годится. Оружейные магазины – почти чрезмерно тяжелые.
Я заметила бандольеры с гранатами, которые упоминал Калверт.
Обманки заставили врагов рассредоточить огонь. Солдаты отвлекались еще больше, когда букашки пытались избавить их от всех вещей, толкая магазины и медленно выпихивая их из сумок. Пауки плели шелковые шнуры, и я выбрала себе цель – солдата рядом с забором между мной и Змеем.
Текли долгие секунды; пули били в землю совсем недалеко от меня. Я ждала, молясь, чтобы следующий брошенный коктейль Молотова не приземлился рядом со мной.
По моему приказу летающие букашки пронесли шнур и привязали гранату на бандольере солдата к забору. Другой шнур связал чеку на этой же гранате с солдатом, стоящим рядом.
«Сбрось гранаты, – прожужжал мой рой совсем рядом с ним. – Я выдергиваю чеку».
Мужчина рядом с ним услышал, шагнул в сторону, и шнур натянулся. Чека выдернулась.
Он мгновенно выхватил гранату из бандольера, но затем просто прижал рычаг к ее боку.
Черт.
«Думай быстро. Выдергиваю еще две», – сообщил мой рой. Преимущество речи через рой в том, что трудно различить в голосе ложь.
Солдат понял, что у него всего две руки, чтобы прижимать рычаги трех гранат, и кинул ту, что была уже в его руках, в сторону дома. Шнур, связывающий ее с забором, остановил полет, и она с размаху плюхнулась на полузатопленный газон по ту сторону забора.
Взорвавшись, она разнесла секцию забора и заставила солдат рассыпаться в поисках укрытия.
Терпение, подумала я. Можно было бы рвануться прямо сейчас, но не стоило.
– Она выдергивает чеки! – прокричал солдат, стоявший рядом с моей целью.
Они начали отходить, и оборонительная линия стала еще тоньше. Некоторые солдаты уже стояли с дальней стороны соседнего участка.
– Нужен свет! – прокричал кто-то.
Фальшфейер описал дугу в воздухе и упал на газон в полусотне футов справа от меня. Свет от него позволит им различать мои обманки. Если один такой упадет слишком близко от меня, они увидят мой силуэт.
Новые фальшфейеры полетели в мою сторону, и я принялась отодвигать их, чтобы они падали подальше от меня.
Я сохраняла прессинг, неизбирательную атаку, которой Калверт едва ли мог что-то противопоставить. Я примерно повторила процесс, которым заставила солдата кинуть гранату; на этот раз я попыталась разбить забор с противоположной стороны участка. Однако шнур, привязывавший гранату к забору, получился слишком тонким, и в итоге граната приземлилась ближе к дому. Забор устоял, но солдаты попятились от облака пыли, дыма и горячего воздуха, вырвавшегося из здания.
«Следующей я выдерну чеку у тебя».
«Заберусь тебе в жопу и подарю глистов».
«Я у тебя за спиной».
«Я могу заставить многоножек забраться тебе под веки. Они выедят твои глаза».
«Ты когда-нибудь интересовался, переносят ли комары ВИЧ?»
Психологический прессинг тоже важен.
– Гранаты не бросать, – прозвучал в рациях голос Калверта.
Недостатком психологической войны оказалось то, что многие солдаты теперь палили по участку наобум, а у меня не было ничего даже отдаленно напоминающего укрытие. Я поползла через траву по-пластунски, отталкиваясь здоровой рукой и коленями.
По лицу что-то ударило. У меня вырвался короткий вскрик, прежде чем я напомнила себе успокоиться и смогла убедить себя, что это всего-навсего пучок травы и земли, выбитый шальной пулей.
Кто-то услышал. Женщина-солдат, находящаяся по другую сторону забора не более чем в пяти футах от меня. Как только я вскрикнула, она рывком повернула голову в мою сторону.
У меня почти не оставалось заранее подготовленных шнуров. Я разделила рой вокруг меня на два и послала один из них влево. Женщина перехватила автомат одной рукой и выстрелила по бегущему рою, а другой рукой выхватила фальшфейер. Я тем временем вскочила на ноги и прыгнула.
Стрекозы протянули шнур сквозь ячейки забора. Меня интересовали не гранаты на бандольере, а банка на поясе. Стрекозы продели шнур в отрывной язычок, я взяла в руку второй конец шнура и потянула.
Мое первое предположение – что это светошумовая граната. В этом случае мои букашки будут оглушены, а я обнаружена. Второе предположение – что это зажигательная граната. В этом случае я стану убийцей.
Когда эта штука сработала, у меня гора свалилась с плеч. Вокруг женщины, орущей остальным, что я поблизости, стали расплываться клубы дыма. Я ощутила, что она пятится назад, снимает банку с пояса и откидывает в сторону. Я велела букашкам подобрать ее и отволочь обратно к противнице. Сама я поползла в ту сторону, куда она не шла, определяя своей способностью, куда движутся солдаты, и пользуясь дымом как прикрытием.
Подобрав шелк, использованный в предыдущих атаках, мои букашки вытащили чеки у других дымовых гранат.
В результате образовался хаос. Это было лучшее, на что я могла надеяться. Солдаты не были уверены, где я: дым скрывал пространство возле забора, и была вероятность, что я уже перебралась под его покровом; стрелять они не могли, опасаясь попасть в своих. Поэтому им пришлось отойти еще дальше.
Я почувствовала, что грузовик Калверта отъезжает.
Калверт мог бы применить свою способность, чтобы откинуть неприемлемые для него возможности, но только если бы он знал, где я, куда направляюсь и какие атаки планирую.
Его отступление заставило меня подумать, не считает ли он ситуацию неисправимой. Он смирился с поражением?
Может, у него на уме какой-то другой маневр? Бомба или подручный-парачеловек, которого он может на меня натравить?
Или он собирается искать другие средства воздействия?
Папа. И сокомандники.
Внезапно меня охватило сильное желание убраться отсюда, и как можно быстрее.
Букашки подобрали предметы, успешно изъятые из карманов и сумок, и понесли ко мне. Пока солдаты передвигались, сосредоточиваясь на слабых участках периметра, я не без труда поднялась на ноги и направилась сквозь дым туда, где были сцеплены две секции временного забора. Я взяла ключи, найденные букашками, и попыталась подобрать нужный, чтобы отпереть замок, удерживающий цепь.
Ключей-кандидатов было немного – их стало три, когда я сузила список до тех, которые были у ближайших к этому замку солдат. Замок открылся со второй попытки. Я убрала цепь как можно тише, а потом, закусив губу, чтобы не закричать, раздвинула две секции достаточно, чтобы проскользнуть между ними.
Букашки оттащили клубящуюся дымовую банку немного вперед, давая мне некоторое дополнительное прикрытие, чтобы я могла проскользнуть там, где вражеская линия была тоньше всего.
Их рации трещали указаниями командиров, и солдаты начали кидать свои дымовые гранаты в сторону дома, пока их не использовали против них же. Это не имело значения. Мне уже удалось проскользнуть почти что мимо всех. Я приблизилась к грузовику, расположенному дальше всех от места стычки. Мои букашки располагались на шлемах всех солдат, и я знала, кто в какую сторону смотрит. Это позволило мне держаться позади них, а благодаря мягким подошвам костюма я двигалась практически беззвучно.
«Сзади», – прошептали мои букашки. Солдат проигнорировал это, как до сих пор игнорировал насмешки и угрозы, звучащие вокруг него непрерывно.
Я скользнула к нему сзади и сорвала с него шлем. Он втянул воздух, чтобы предупредить своих, но лишь захлебнулся потоком летающих насекомых, забившихся ему в нос и рот. Я тем временем уже роняла его шлем и перехватывала дубинку из раненой левой руки в здоровую правую. Первым ударом я выбила у него пистолет. Потом мне пришлось пять раз ударить его по голове, прежде чем он рухнул, ослепленный, задыхающийся из-за букашек.
Может, он притворялся, может, правда потерял сознание. Не имело значения. Мои букашки прочесали каждый его карман и подсумок. Я нашла его ключи и поспешила к ближайшему грузовику.
Отыскала нужный ключ и завела машину.
Совсем недавно я стала шестнадцатилетней, даже не осознав этого. Очень уместно, что именно сейчас я начну самообучаться вождению машины.
Медленно, чтобы не привлекать внимания к тому, что я почти не понимаю, что делаю, я повела машину прочь.
***
Я остановила машину, включила ручник, потому что не знала, как парковаться, и проверила спутниковый телефон. Нет связи. Вполне разумно со стороны Змея обрубить мои каналы коммуникации. Я выкинула телефон в окно. Незачем давать ему способ меня выследить.
От базы Змея мы двигались в сторону пляжа. Логично, если теперь остальные «Темные лошадки» будут направляться на север, к своим логовам.
Тут меня накрыло жутким сочетанием двух мыслей сразу. Калверт упомянул, что у него есть другие дела. Если телепортатор Фаэтона имитирует способность Плута, то они должны были перекинуть кого-то или что-то на мое место. Если Калверт заменил меня двойником, то наверняка он захочет оставаться с ней на связи и сделать так, чтобы с остальными «Темными лошадками» все шло так, как задумано.
С другой стороны, если Калверт ищет, как бы получить превосходство надо мной, то одной из очень уязвимых мишеней, о которых он знает, является папа.
Мне предстояло решить, пойти проведать папу или заняться более крупными вопросами, связанными с Плащами. Слишком много раз за последние недели мне приходилось делать этот выбор.
Мне придется выбрать «Темных лошадок» и Дину. Я очень не хотела это признавать, но если Калверт напал на папу, а рядом со мной «Темные лошадки», то они смогут мне помочь. Если наоборот – папа меня лишь стеснит.
Я сняла машину с ручника и поехала, подавляя позыв к кашлю, понимая, что это вызвало бы чудовищный приступ – такие уже заставляли меня останавливаться посередине улицы.
Я уже видела, насколько глубоким был маневр Калверта во время дебатов. У него грандиозный план, и отнюдь не факт, что именно тот, которым он с нами недавно поделился. Я же сейчас дефект в его системе, я угрожаю развалить все, что он собрал воедино.
У него нет оснований сдерживаться, и он знает обо мне больше, чем любой из моих прежних противников. Он попытался нанести по мне прямой удар, и я едва спаслась. Наверняка у него есть наготове альтернативные планы, запасные планы, ловушки и предохранители, а у меня мало вариантов выбора, кроме как ринуться в это все очертя голову.