ЗАРАЖЕНИЕ 11. ИНТЕРЛЮДИЯ Е
Если считать, что каждая из десятков триллионов вселенных похожа на картинку, то они организованы в мозаику, постоянно перестраивающуюся и перемешивающуюся. В целом это была полная каша. В зависимости от того, как она перемешивалась, иногда появлялась какая-то упорядоченность. Может, доминирующий цвет, может, много сцен с теми или иными размытыми движениями и действиями.
Но во всем этом было нечто большее. Во-первых, слабые звуки. А во-вторых, эти «картинки» не были обычными, двумерными. Наоборот – каждая из них была полноценным миром, и каждая была длящейся, словно пленка со слайдами или фильмом, тянущаяся на огромное расстояние вперед и назад от любого кадра, на котором сосредоточено внимание. Все становилось еще сложнее, когда каждая пленка ветвилась и расщеплялась тем больше, чем дальше уходила. Останавливали их только терминали. Первая терминаль совсем простая. Это «сейчас», настоящее. Она двигалась вперед неостановимо, мерно, поглощая индивидуальные реальности по мере того, как они переставали быть будущим и становились настоящим.
Вторая терминаль несколько более зловещая. Каждая веточка где-то заканчивалась, некоторые раньше, чем другие.
Дина Олкотт знала, что эти веточки – те, где она умерла. Прямо сейчас их было много и становилось больше с каждой секундой. Почти все картинки в мозаике были либо черными, либо багровыми. Либо огни включены и все залито кровью, либо огни выключены и она, по сути, слепа.
Она сосредоточилась, и мозаика организовалась в две отдельные группы, одна чуть больше, чем вторая. В одной половине смертельные терминали появлялись очень скоро. В другой до них было некоторое расстояние. Она прикинула размеры этих групп, и число вспыхнуло в голове.
43.03485192746307955659% – вероятность, что она умрет в течение следующих тридцати минут. Вероятность устойчиво росла с каждой секундой – возможные реальности становились невозможными и пропадали из вида или заменились другими возможностями, по существу, сдвигаясь в другую группу.
Дину заполнила тревога. Она хотела «конфетку», чтобы снять это напряжение, чтобы прочистить мысли.
Она постучала в дверь своей комнаты. Услышала, как Змей с той стороны произнес что-то, и проверила ручку. Дверь оказалась не заперта, и Дина вышла.
Змей сидел за столом и говорил по телефону. Дина не хотела с ним общаться, но еще больше не хотела умирать.
– Неудачно, – сказал Змей. – Усилить разведку, подключить второй отряд, чтобы обеспечить наблюдение 24/7. Нам понадобится замена нашей Лиа, как только они снова начнут рекрутировать. Да. Хорошо. Дайте мне знать.
Он повесил трубку.
– Змей?
– В чем дело, киса?
– 44.20383% за то, что я умру в ближайшие полчаса.
Он встал из-за стола.
– Как?
– Кровь или тьма. Не знаю.
– А вероятность, что я умру в ближайшие тридцать минут?
Дина стала думать, и мозаика сложилась в новую конфигурацию. В каждой крохотной картинке доминировало лицо Змея – активное, говорящее и живое в одних, неподвижное или мертвое в других.
– 42.709% в тех мирах, где я не умираю. Про те, где я умираю первой, сказать не могу.
– А, допустим, мистер Питтер? Вероятность, что он умрет?
– 40… – она смолкла, когда Змей поднял руку.
– Значит, что бы ни произошло, это произойдет здесь и вовлечет всех, кто здесь есть. Шанс выживания, если мы уйдем?
– 10.664…
– Нет. Шанс, что среднестатистический горожанин выживет, если мы уйдем?
– 99…
– Значит, мишени – именно мы. Это не нападение на город. А если мы мобилизуем отряды? До одного знака после запятой.
– 48.1%, что выживу я, 49.9%, что выживете вы.
– Никакой разницы. Даже хуже, – сказал Змей. Дина кивнула, и он задумчиво потер подбородок.
Время утекало. Дина поежилась.
– Мне нужна конфетка, пожалуйста.
– Нет, киса, – ответил Змей. – Мне нужно, чтобы ты была сосредоточена. Что…
Она перебила его, чего всегда старалась избегать, но сейчас ее охватывало отчаяние.
– Пожалуйста. Я очень много применяла свою способность. У меня будет очень сильно болеть голова, и я не буду вам полезна.
– Нет, – повторил он с большей яростью в голосе, чем она ожидала. – Питтера, который дал бы ее тебе, сейчас нет и не будет, пока все не закончится. Слушай. Шанс, что мы переживем атаку Ползуна, если мои солдаты воспользуются лазерными навесками, которыми я их оснастил? Фиолетовыми лучами?
Ползун? Дине понадобилась секунда, чтобы заново собраться с мыслями. Змей применил свою способность. Дина не вполне понимала, как она работает, но всегда знала, когда он это делал, потому что все числа сразу начинали меняться, а еще потому, что он начинал знать то, чего знать не мог. Он знал о событиях и числах, о которых она могла бы ему сказать, вот только она не помнила, чтобы это говорила.
– 39.1…
– Если я пошлю «Странников», которые сейчас здесь?
– 30…
В припадке ярости Змей сшиб со стола монитор. Он упал на пол и разбился, куски дисплея ускакали и ускользили на коврик с краю комнаты.
Широким шагом обойдя стол, Змей схватил Дину за руку и вытащил из кабинета.
– Конфетку. Пожалуйста, – прошептала она.
– Нет.
Впившись в ее запястье с такой силой, что стало больно, Змей отволок Дину в главную зону своего подземного комплекса.
– Приготовиться к бою! – проорал он. Это было совершенно не в его стиле – орать. – Враг на подходе!
Солдаты, отдыхавшие на нижнем ярусе базы, повскакали с мест, хватая оружие и защитную экипировку.
Это ничего не даст. Числа почти не менялись. Но Змей и так был раздражен, так что Дина не стала сообщать ему об этом.
Появились Плут, Оливер и Солнечная Балерина – подбежали по металлической дорожке. Солнечная Балерина была без маски, ее светлые волосы с перманентом налипли на потную кожу. Оливер был в гражданском, как и Плут. Оливер был красивый, с точеным лицом. Атлетичный. В отличие от Плута. У Плута был крючковатый нос и длинные волосы, которые ему не шли, но Дина знала, что он умен, и даже если бы не знала, догадалась бы – просто по тому, как он на все смотрел.
– Что такое? – спросил Плут.
– Моя киса любезно проинформировала нас, что Ползун из «Ордена кровавой девятки» менее чем в тридцати минутах от того, чтобы проникнуть в этот комплекс и убить нас всех. Принимаются любые предложения, кроме очевидных.
– Мы с Плутом можем попробовать остановить его, – предложила Солнечная Балерина.
– Кроме очевидных, Солнечная Балерина. Я уже спрашивал кису. Если вы это сделаете, шансы, что мы погибнем, увеличатся.
– Почему?
– Он регенератор, – ответил Змей, раздраженный, похоже, тем, что ему приходится объяснять. – И регенерирует чрезвычайно быстро. Более того, у него есть дополнительное преимущество: любая его часть, которая отрастает, оказывается сильнее, чем была, как правило, с дополнительными возможностями, отростками и повышенной прочностью, и это делает его более устойчивым к чему бы то ни было, что его ранит или дает ему новые способности. Дело не только в том, что эти изменения перманентны, – он еще и целенаправленно работает над ними уже какое-то время.
Плут добавил:
– Когда ты в прошлый раз упомянул этих типов, я о них подчитал. Ползун со временем становится иммунен к тому, что его ранило, и, соответственно, чем дальше, тем меньше в нем остается от человека. Он хочет, чтобы его ранили, хочет продолжать свою трансформацию, как свихнувшийся мазохист или человек, который стремится умереть. Бросается в самоубийственные ситуации и выходит из них сильнее, чем был. Возможно, именно поэтому он здесь. Может, солдаты?..
Змей покачал головой.
– Он иммунен к стандартным боеприпасам и взрывчатке и, наиболее вероятно, к большинству нестандартных видов боеприпасов и взрывчатки. Лазерные навески, возможно, произвели бы какой-то незначительный эффект, но этого недостаточно, чтобы приманить его сюда.
– И это заставляет меня задуматься, как он ни с того ни с сего нас нашел, – добавил Плут.
Змей покачал головой.
– Всему свое время. Если он здесь потому, что ищет кого-то, кто мог бы нанести ему урон, то из здесь присутствующих способны на это только Солнечная Балерина и Ноэль.
Это заставило троицу подростков задуматься.
– Ноэль? Но кто вообще знает про Ноэль, кроме…
Змей поднял руку, заставив Плута замолчать.
– Киса, вероятность, что Ползун направится к Ноэли в первую очередь, если ему представится такая возможность?
Дина ощутила, как картинки перефильтровываются, пока перед ней вновь не оказался набор сценариев. Смутный образ громадной фигуры, открытая бронированная дверь. Картинки разошлись по двум группам, одна намного больше другой.
– 93.4%.
– Дерьмо, – выругался Плут. – Вот зачем он здесь. Ползун идет за ней, как и Левиафан?
– Я нахожу, что все свидетельства, которые мы собираем, согласуются с нашей текущей теорией о твоей сокоманднице, – ответил Змей. Потом повернулся к Дине. – Шансы выжить, если мы дадим ему то, чего он хочет? Дадим ему доступ к Ноэли?
– Эй, нет, – запротестовал Плут.
– 81.9% за то, что мы выживем в течение ближайшего часа…
– Уже кое-что, – заметил Змей.
Что-то в этой картине беспокоило ее. Она поддавила вперед, посмотрела возможные реальности, разворачивающиеся дальше. Очень, очень мало из них тянулось сколь-нибудь далеко в будущее.
– 6% за то, что мы выживем в течение ближайших пяти часов.
Змей застыл, потом вздохнул.
– Спасибо, киса, за это уточнение.
Дина кивнула.
– Шикарно, – произнес Плут, и его голос сочился сарказмом. Потом более серьезным тоном и с более серьезным выражением лица он добавил: – Предлагаю не давать ему доступа к Ноэли. Согласен?
– Согласен, – уступил Змей. – Еще идеи?
Время уходит, подумала Дина. Она сама проверила числа, хоть уже и чувствовала первые пульсы боли в основании черепа, предвестники жутких мучений. «53.8% за то, что я умру в ближайшие тридцать минут».
– Киса, – сказал Змей.
То, чего она не поняла из его тона, она ухватила по смутным образам своего собственного ближайшего будущего.
– Нет, – умоляюще произнесла она еще до того, как он сообщил, чего от нее хочет.
– Это необходимо. Я хочу, чтобы ты заглянула в будущее, где мы выжили, и сказала, что произошло.
– Нет. Пожалуйста, – продолжила молить она.
– Сейчас же, киса.
– Почему она так этого не хочет? – спросил Плут.
– Головные боли, – ответила Дина, прижимая руки к голове. – Это ломает мою способность. Потом нужны дни, а иногда и недели, пока все снова не упорядочится и не начнет работать. Все это время – головные боли, пока все не упорядочится, а если я в это время попытаюсь получить числа, то боли будут еще хуже. Надо быть осторожной, нельзя ничего перепутывать. Нельзя лгать о числах, нельзя смотреть на то, что происходит, иначе будет просто хаос. Безопаснее держаться в стороне, создавать правила и им следовать. Безопаснее просто задавать вопросы и смотреть, как все расставляется по местам.
– У нас нет времени играть в вопросы-ответы, – произнес Змей. – Или ты предпочитаешь умереть?
Предпочитает ли она умереть? Она не знала. Смерть – это плохо, но зато она, Дина, отправится в загробный мир. Она надеялась, что в рай. А найти ответ и выжить означало дни и недели абсолютного ада, постоянной боли и невозможности применять свою способность.
– Киса, – сказал Змей, когда Дина не дала ему немедленного ответа. – Сделай это сейчас же, или ты очень долго не получишь свою конфетку.
Она видела эти варианты будущего. С него станется. Она видела боль и тошноту, которая ее охватит, полное буйство ее способности, ничуть не пригашенное конфеткой, видела все подробности, которых не хотела. Хуже всего были петли обратной связи. Проходить через ломку от отсутствия наркотика, «конфетки», и в то же время видеть и ощущать эхо будущих моментов, когда она страдает от этого же самого? Это был резкий всплеск боли, и тошноты, и рывков настроения, и бессонницы, и онемения, и галлюцинаций до мурашек по коже. И у этих эхо, у петель обратной связи от ее собственных будущих не было пределов. Они никогда ее не убьют, не заставят потерять сознание или впасть в кому, как бы сильно она этого ни желала.
Однажды, вскоре после своего похищения, она была очень близка к тому, чтобы испытать это. И достаточно. Она будет выполнять все, что требует от нее Змей, чтобы только не рисковать повторением.
– Окей, – прошептала Дина. Выбрала один из путей, где они выжили. Даже просто вглядеться попристальнее оказалось достаточно, чтобы голова запульсировала болью, точно она была в громадных тисках и кто-то только что затянул их чуть-чуть сильнее. Она надавила еще, и некоторые из возможных миров на периферии сознания размазались в мешанину хаотичных сцен. Картины и образы менее возможных миров летали вокруг ее сознания, как бритвенно-острые листья в урагане, врезаясь во все, к чему прикасались. – Мне больно.
– Быстро, киса. Как можно быстрее.
Он не знал. Это было все равно что собственными руками воткнуть раскаленную кочергу в свое тело, в свой мозг, зная, что она останется там и будет ее жечь неделями, прежде чем остынет.
Но она это сделала, потому что, как бы это ни было больно, если она не получит конфетку, будет больнее. А если до нее доберется Ползун, то больно не будет вообще, кроме нескольких первых мгновений, но это тоже плохо. Это означает смерть.
Дина изо всех сил сосредоточилась на этой сцене, увеличив ее от картинки настолько маленькой и туманной, что уместилась бы на кончике карандаша, до чего-то полноразмерного. Голова взорвалась болью. Ловя фрагментарные образы, она почувствовала, что перегибается пополам и исторгает содержимое желудка на дорожку и на ноги Солнечной Балерины.
Балерина могла бы закричать на нее, но не стала. Вместо этого она упала на колени и схватила Дину за плечи, чтобы поддержать. Как раз вовремя, потому что у Дины в голове будто взорвались фейерверки, а тело охватили судороги. Слишком много, слишком быстро. Образ был сверхчеткий и сверхдетализированный, он подавлял ее чувства, рвал на куски все ощущение времени.
Прошли долгие секунды, прежде чем она смогла хотя бы просто осознавать, что другие делают и говорят. Она лежала головой на коленях Солнечной Балерины, ко лбу была прижата холодная ткань. Рядом склонился Оливер с миской холодной воды.
– …нет времени! – кричал Плут. Змей стоял прямо позади него, скрестив руки, и смотрел через поручень на свою подземную базу.
– Дай ей опомниться, – ответила Солнечная Балерина. – Что бы это ни было, бедного ребенка оно просто вырубило.
– Какой там срок она нам дала? Он уже истек.
– Я знаю, но, если ее прессовать, это ничего не даст.
Ее ударило запахом. Словно самый горький в мире черный шоколад и самый крепкий кофе; запах настолько густой, что хоть ложкой ешь. Ее и без того раздраженный желудок возмутился еще больше.
– Плохо пахнет, – произнесла она. – Уберите вонь.
– Она пришла в себя. Запах – это намек на что-то? – спросил Плут, развернувшись.
– Нет. Это симптом, – ответил Змей, не поворачиваясь, чтобы глянуть на нее или остальных. – Ее может тошнить, цепенить, она может растирать или расцарапывать себя, пока полностью не оправится. Не давайте ей царапать себе глаза или растирать себя до крови.
Дина попыталась вспомнить, что она видела.
– Темнота.
– Ты это уже упоминала, киса.
– Мы были в темноте, и пахло мясом. И пОтом. И нам всем было очень тесно.
– Где? – спросил Змей.
– Перед нами была металлическая дверь. Большая. Бронированная дверь внизу.
– Комната Ноэли, – произнес Плут за миг до того, как это сообразила Дина.
– Сколько нас там было, киса?
– Все, кто здесь, – она глянула на солдат.
– А она тоже?
– Да. Была.
Змей развернулся и подхватил Дину на руки. От контакта их тел у нее мурашки пошли по коже. Она ничего не сказала и не сделала по этому поводу – отчасти потому, что не могла, ей было слишком тошно, слишком больно. А вторая причина – она уже видела, что цифры сдвигаются всякий раз, когда она отдергивается при его прикосновениях или еще как-то выдает свое отвращение. Мелкие изменения. Змей сердился на нее сильнее, говорил отрывистее, если она отстранялась, если жаловалась.
Безопасность была в упорядоченности, в следовании правилам, которые она сама для себя установила. Это держало ее способность в узде, обеспечивало, что Змей относился к ней терпимо, и гарантировало, что она даже на короткое время не останется без конфетки.
Змей спустился на нижний уровень, перепрыгивая через ступеньку. Плут, Оливер и Солнечная Балерина поспешили за ним.
– Ты, – обратился к одному из своих людей Змей, даже не удосужившись вспомнить его имя. – Открой бронированную дверь. Командиры, выстроить войска!
Вдалеке раздался слабый грохот, и по комплексу прошла вибрация.
– Киса, шанс, что Ползун убьет нас теперь, когда мы пошли этим путем?
– Нет. Не могу, – голова просто раскалывалась.
– Попытайся, – и в его жесткой интонации она услышала невысказанную угрозу лишить ее конфетки.
Она попыталась. В сценах не было никакого порядка. Они все спутались, и пытаться навести там хоть что-то вроде порядка было все равно что совать руки в огонь и бритвенные лезвия, совать разум в огонь и бритвенные лезвия. Протяжный стон боли вырвался из горла Дины, и все силы покинули ее тело.
– Ты же ее убиваешь! – ахнула Солнечная Балерина.
– Нет, – раздался голос Змея словно откуда-то издалека. – Я заставил ее применить свою способность, чтобы удостовериться. Возможно, это причиняет ей страдания, но умереть от этого она не может.
Прикосновения Змея, эта накрывающая с головой фантомная вонь, страх, тошнота…
– Меня сейчас вырвет.
Змей опустил ее и держал за запястья. Дина перегнулась вперед и исторгла из себя несколько плевков желчи. Еды в желудке уже не оставалось.
– Число, киса?
Солнечная Балерина склонилась, чтобы поддержать Дину, так что ее плечи не были вывернуты из-за того, что руки удерживал сзади Змей.
– 3.1%, – выдохнула Дина.
– Обнадеживает, – произнес Змей. Бронированная дверь перед ними открылась. – Плут? Не сообщишь ли Ноэли, что мы сейчас будем у нее?
– Ага, – вздохнул Плут. – Черт. Сам не рад, что спрашиваю, но можно мне тоже получить число?
– Плут! – с ужасом и укором в голосе воскликнула Солнечная Балерина. – Ты же видишь, как ей это больно!
– Это важно. Малышка, каков шанс, что Ноэль убьет нас?
Раздалось несколько новых ударов, уже ближе.
Дина покачала головой.
– Пожалуйста. Я просто хочу, чтобы все держалось вместе. Каждый раз, когда я применяю способность, оно рассыпается, и это больно.
– Киса, это последний вопрос, который мы тебе зададим этой ночью. Я обещаю, – сказал Змей.
И она попыталась. Потянулась за нужным числом. «Я от этого не умру. Не покалечусь навсегда. Это просто больно. Просто мой мозг говорит, что моей способностью нельзя пользоваться, чтобы находить ответы вот так».
Слова, которыми Дина пыталась себя убедить, не очень помогали смягчить боль, которая накатила, когда она в очередной раз стала рыться в поисках числа. Дина закричала, и слезы бежали по ее лицу, когда она, зажмурившись, обмякла на руках у Солнечной Балерины.
– 9.8%, – удалось выдавить ей. Ее понесли? Они шли внутрь через первую из двух тяжелых дверей. Сколько прошло времени? Где Плут?
– Это полезная информация, киса, – произнес где-то поблизости голос Змея. – Командиры. Когда соберемся в комнате, я хочу, чтобы вы выстроили свои отряды спиной к двери. Все оружие должно быть заряжено и готово к бою. Не забудьте снарядить лазерные навески и батареи к ним. В глубину комнаты никому не заходить больше чем на десять шагов.
Раздались утвердительные ответы. Дина услышала лязг оружия.
Новый звук удара, ближе всех предыдущих. По комплексу разнесся шум падающих обломков и кусков бетона.
– Он здесь, – сказал Змей. – Кто еще остался – внутрь, живо. Закрыть первую дверь.
Дина открыла глаза. Она и остальные находились в комнате с бетонными стенами, в которой через регулярные интервалы стояли стальные прутья, точно заключающие в клетку внутреннюю часть комнаты. Воняло тухлым мясом.
Вторая бронированная дверь медленно закрылась; последние отставшие успели проскользнуть через щель. Служащие, техники, люди в костюмах, солдаты. Они сгрудились на ближайшем к двери краю комнаты, их тела прижимались к ее. Три пятых пространства камеры осталось свободным.
А на другой стороне комнаты – тьма. И оттуда вышел Плут.
– Как она? – спросил Змей.
– Испугана. Голодна. Она сказала, что не получила ужина сегодня вечером, – тихим голосом ответил Плут.
Змей скрестил руки.
– А она его получила. Я лично присматривал за доставкой. По-видимому, в последнее время ей необходимо больше пищи. Досадно, что обнаружили мы это именно сейчас.
– Она попросила меня выключить свет на этом краю комнаты. Сказала, ей будет легче, если она не будет нас видеть.
– Выключи, – приказал Змей. Подошел к командиру одного из отрядов и что-то прошептал ему на ухо. Дине показалось, что, возможно, она услышала что-то про приборы ночного видения. Она закрыла глаза, будто это могло как-то выключить боль, разрывающую ей голову.
Розовое свечение, пробивающееся сквозь веки, сменилось чернотой, когда погасло освещение.
– Прости меня, – прошептал ей в ухо женский голос. Солнечная Балерина?
Дина попыталась ответить, но из горла вырвался лишь хрип.
– Я бы помогла тебе, если бы могла, но я не могу, понимаешь? – прошептала Солнечная Балерина. Она обвила Дину руками. От нее пахло блевотиной, но это по вине Дины. – Дело не только в том, что я и мои друзья сами в тяжелом положении, или что мы должны помочь Ноэли, или даже что я не думаю, что в силах спасти тебя в одиночку… Просто мы дали друг другу слово, когда все началось. Черт, звучит так тупо, так по-дурацки, когда я это вот так выкладываю.
Совсем близко раздался грохот, звон металла о металл.
Потом удар по бронированной двери, от которого сотряслась вся комната.
Солнечная Балерина продолжала говорить, словно не замечала, что их атакуют.
– Когда ты вместе с группой людей проходишь через настоящий ад, когда вы все потеряли всё, а предстоит вам потерять еще больше? Я… я сама не понимаю, что я несу. Может, заставлять тебя проходить через такое вообще непростительно. Я просто… Они – всё, что у меня есть. Прости.
Дина потянулась рукой вверх и наощупь нашла ладонь Солнечной Балерины. Ответить ей было нечего, и даже если бы она нашла слова, все равно не смогла бы их произнести. Она просто сжала ладонь.
На металлическую дверь обрушилась серия ударов. Воздух разорвал рев, мучительно громкий, несмотря на то что его приглушала стена. Рев, полный досады и ярости.
Послышались звуки взводимого оружия. Дина едва услышала их в непрекращающемся грохоте, который шел от металлической двери.
– Я так хочу есть, – разнесся по камере женский голос.
«Она близко».
– Я знаю, Ноэль, – ответил Плут. – Еще чуть-чуть потерпи. Пойдем на ту сторону, подальше от этих людей.
Очень, очень устало прозвучал голос Ноэли:
– Не могу ждать. В последнее время совсем не могу ждать. Я чувствую их запах.
«Она хочет получить еду так же отчаянно, как я хочу свою «конфетку», – подумала Дина. – Разница в том, что она может взять и возьмет то, чего хочет, даже если это означает, что она сожрет кого-то из нас. А у меня такой силы нет».
Господи, как же болит голова. И, что еще хуже, Дина знала, что это лишь затишье перед бурей. С каждым следующим часом голова будет болеть все сильнее, пока Дине не захочется умереть.
– Ты можешь сдержаться, – мягким голосом произнес Плут. – Ты не хочешь подходить еще ближе. Ты знаешь, что делает твоя способность. Никто из нас этого не хочет.
– Нет.
– И эти парни – они хорошие ребята, но я не могу гарантировать, что никто из них не запаникует и не выстрелит в тебя. Этого мы тоже не хотим.
– Я выживу. Не хочу, но выживу.
– Ты выживешь. А я? А Оливер и Марисса? Выживем ли мы, если ты сорвешься? Они тоже здесь.
Солнечная Балерина заговорила вслух, обратилась к Ноэли:
– Вспомни обещание, которое мы друг другу дали.
Ноэль не ответила. Молчание тянулось, прерываемое лишь тяжелыми ударами по металлической двери, разносящимися по бетонной камере.
– Ну же, Ноэль. Давай отойдем обратно, пока ты или кто-нибудь еще не сделал что-то, о чем будет жалеть, – поднажал Плут.
Удары продолжались.
– Пойдешь со мной, Краус? Можно нам поговорить наедине?
– Хорошая идея, – согласился Плут.
Дина почувствовала, что напряжение в комнате ослабло. Боль, раскалывающая ей череп, стихать не собиралась. Она приступила к нудному занятию – попыткам реорганизовать образы у себя в голове. Все равно что строить карточный домик под непредсказуемым ветром. Всякий раз, когда числа менялись, то, что ей удавалось рассортировать, снова смешивалось в кучу.
Придется подождать более спокойного времени, прежде чем ей хоть что-то конкретное удастся. Ожидание и само по себе поможет. Будет не так больно применять способность.
Методичное занятие настолько ее поглотило, что она не сразу заметила, что удары прекратились. Тем не менее собравшиеся в комнате люди ждали. Не спешили открывать дверь – на случай если Ползун обманывал их.
Прошли долгие минуты, прежде чем Змей отдал наконец приказ.
Дина была слепа. Способность слишком хрупка, слишком болезненна в применении, так что она не могла видеть будущее, поджидающее их за дверью. Когда дверь открывалось, сердце Дины отчаянно колотилось, словно пытаясь выскочить из груди. Первые отряды вышли наружу и рассеялись по всему комплексу, чтобы выяснить, не прячется ли Ползун в каком-нибудь уголке базы. Вернувшись, они доложили, что всё в порядке.
Выйдя из сумрака на свет флуоресцентных ламп, Дина прищурилась. Стальную поверхность мощной двери снаружи избороздили следы когтей, каждый глубиной не меньше полуфута. Дорожки с одной стороны комплекса были разодраны, а многочисленные ящики с оружием и припасами – раздавлены или раскиданы по полу.
– Конфетку? – спросила Дина. – У меня болит голова.
– Ты получишь свою конфетку, киса. Иди к себе в комнату, я вызову Питтера и пошлю его к тебе.
В сопровождении вооруженного эскорта Дина направилась к себе. Там она с облегчением рухнула на кровать.
Она знала, что пожалеет об этом, но все равно применила свою способность. Она должна была знать. Последнее применение, чтобы поддержать ее, и она перестанет это делать как минимум на ближайшие несколько дней. На несколько недель, если Змей позволит.
Она вцепилась в покрывало и закусила подушку: голова взорвалась болью. Больше половины той работы, которую она так аккуратно раскладывала последние полчаса, развалилось, когда она собрала сцены в две группы. Прошли минуты, прежде чем она получила свое число.
31.6%.
Больше чем на четыре процента выше, чем вчера.
Тридцать одна и шесть десятых процента за то, что когда-нибудь она вернется домой.