ИМАГО 21. ИНТЕРЛЮДИЯ А
Числовик провел пальцем по сенсорному дисплею. Два и шесть десятых миллиарда долларов здесь, сто тысяч долларов там.
Деньги – кровь цивилизованного общества; их потоки текут сквозь все и всех. Там, где денег мало, дела пересыхают. Люди голодают, болеют и умирают, конструкции ржавеют и рассыпаются, даже идеи исчезают. Там, где финансов в достатке, все это цветет и обретает новую жизнь.
А деньги, в конечном счете, немногим более чем результат коллективного воображения. Бумажка или монета не стоят ничего, помимо материала, из которого они изготовлены. Собственную жизнь они обретают лишь тогда, когда люди как целое договариваются, что определенные бумажки и монеты чего-то стоят.
Лишь после этого люди готовы драться за них до крови и смерти. За фантазию, за веру, принявшую форму конкретных чисел.
Впрочем, большая часть общества зиждется на ряде коллективных самообманов. Одежда – немногим более чем куски определенных тканей определенной геометрии, но люди цепляются за идею моды. Стиля. Стильное и нестильное – еще одна система верований, которой подчинены все представители культуры. Нарушение определенных конвенций оскорбляет у других не только эстетические чувства, но и чувство себя. Оно подсознательно напоминает им о том самом притворстве, к которому они цепляются.
Лишь обладающие силой могут противостоять ударам волн социума, пренебрегать «безопасной» эстетикой коллектива. Когда у человека достаточно силы, другие уже не могут подняться против него и свободно сказать что-то разумное, чтобы утихомирить свой диссонанс и напомнить оскорбившему о неписаных правилах.
Когда у человека достаточно силы, чтобы отобрать чью-то жизнь движением пальца, движением мысли, он зарабатывает себе право носить обтягивающую одежду и звать себя Героем или Легендой. Он может носить маску и звать себя каким-нибудь дурацким именем вроде «Какаду», и все равно его будут воспринимать всерьез.
Броней Числовика была нормальность. Он носил застегнутую на все пуговицы рубашку и очки в тонкой оправе, белокурые волосы всегда были коротко подстрижены, чтобы за прической легче было ухаживать. Для любого прохожего он стереотипный мужчина средних лет.
Он не всегда был таким тусклым.
Числовик отошел от экрана. Его кабинет был оформлен просто – белая плитка, белые стены. В задней ее части располагалось окно от пола до полотка, из которого открывался вид на чуждый ландшафт, далекий от Земли. То есть это тоже была Земля, но не та, на которой он был рожден, и даже не та, на которой он прямо сейчас находился. Проводник поддерживал портал к этому чужеродному ландшафту прямо за кабинетом Числовика и менял его по запросу. Сейчас это был вид с горы на дикий лес с багровой листвой и серыми ветвями под вечно пасмурным небом.
Одна из множества Земель, на которых люди никогда не были.
Числовик приложил немало усилий, прихорашивая свой кабинет. Ему никогда не нравилась бесконечная белизна этого комплекса, поэтому свои стены он украсил картинами. Справа от него висела крупная распечатка золотого сечения в виде фрактального образа, золотого на черной бумаге, с математической записью по краям.
Напротив – «Распятие» Дали, «Corpus Hypercubus». Картина увеличена до полуторакратного размера. Иисус, распятый на четырехмерном кресте.
Ни одного стула. Числовик рассчитал опасность сидения, сопоставил риск с удобством и решил, что попадаться в эту ловушку не стоит. Находясь в своем кабинете, он шагал взад-вперед, стучал мыском по полу, размышляя о трудных проблемах, либо стоял и глядел в окно на какой бы то ни было ландшафт, видневшийся там на текущей неделе.
Он пересек комнату и прикоснулся к экрану. Тот включился, наполненный данными, которые поступали на его компьютер из врат, открывающихся на Землю Бет. Пульс общества прямо под рукой.
«Элита», группировка злодеев, исподволь расширяющая свой контроль над западным побережьем США, давит на ренегатов, пытаясь заставить их работать на себя в качестве исполнителей, мыслителей, дизайнеров и инноваторов. Числовик видел цифры, экстраполировал данные и оценивал скорость их роста. Они развивались слишком медленно, чтобы быть полезными, недостаточно быстро, чтобы опередить предсказанный конец света. До Броктон-Бея они доберутся примерно через год. Еще будет время решить, нужны ли какие-то меры противодействия.
«Гезелльшафт», националистическая организация за полмира от «Элиты», перемещает большие деньги в ожидании небольшой войны. Деньги отмываются через подставные организации и фирмы, что почти невозможно отследить, если не видеть общую картину, намерения, то, откуда и куда все ведет. Они инвестируют в транспорт, и их финансы как будто тают ровно в то время, когда некоторые заметные торговцы оружием в Южной Европе богатеют на те же суммы. Числовик пролистал несколько окон с детализацией переводимых сумм. Торговцы оружием, специализирующиеся на ядерных материалах. Это намекало на терроризм, и в немалом масштабе. Проблемно, однако система с ними разберется. Главная геройская группировка Германии, «Майстерс»[1], займется этим делом. Это не стоило того, чтобы привлекать туда все ресурсы «Котла», – не сейчас, когда все и так уже очень зыбко.
Тем не менее позволить случиться бедствию в этот критический момент никак нельзя. Протекторат будет необходим еще в течение какого-то времени. Если они собираются пережить это все, никаких серьезных отвлечений быть не должно.
«Гезелльшафт» не счел нужным связаться с Числовиком, чтобы воспользоваться его услугами, как сделали многие суперзлодеи по всему миру. Как следствие этого, он не испытывал никаких угрызений совести по поводу того, чтобы вмешаться в их деятельность. Он вошел в банковские счета, к которым уже довольно давно не притрагивался, и назначил большое количество переводов на персональные счета «Гезелльшафта». Десять или двадцать тысяч евро за раз.
Там, где деньги вряд ли будут задержаны для проверки, он назначил больше переводов и оспорил комиссии. Переводимые суммы были достаточно велики, чтобы привлечь внимание к соответствующим счетам. Банки отслеживают подозрительную активность, а появление суммарно пятисот тысяч евро на шести счетах, типичный баланс которых – меньше тысячи, достаточно подозрительно, чтобы заслуживать серьезного изучения.
Это было только для того, чтобы их притормозить. Они захотят расследовать произошедшее, проявить осторожность и выяснить, откуда взялись деньги. Потом, если ситуация разрешится и им каким-то образом удастся удержать деньги, они захотят узнать, куда они исчезли, поскольку Числовик заберет их обратно, да еще с хорошим процентом. Они заподозрят внешнее вмешательство, будут гадать, не нашел ли этот внешний агент связи между их гражданскими личностями и персонами в «Гезелльшафте».
Он, кстати, нашел.
На то, чтобы организовать все переводы, у него ушло меньше тридцати секунд, а их это займет на один-два дня.
Чтобы заморозить более крупные счета, понадобится лишь чуть больше времени. Пара минут. Встречи с торговцами оружием происходят по нефиксированному расписанию. Торговцы постоянно меняют маршруты передвижения, но все эти маршруты достаточно длинны, чтобы торговцам требовалось один раз заправиться в пути. При этом происходит крупный денежный трансфер.
Числовик устроил ловушку, которая должна сработать при покупке бензина в заданном интервале времени. Основные счета, с помощью которых «Гезелльшафт» распоряжается своими финансами, будут заблокированы к тому времени, когда встреча будет уже идти. Скорее всего, прямо на этой встрече ее участники обнаружат, что товар доставлен, а оплатить его нечем.
Числовик провел пальцами по окну, закрывая эту задачу. Кто еще? Каковы приоритеты?
КСИ купил парачеловека. Ничего особо необычного. В последнее время они повысили темпы, но, впрочем, есть некоторый шанс, что в ближайшие недели Всегубитель атакует именно КСИ. Наверняка им хочется укрепить свои силы, добавить новых паралюдей к своей странной команде.
Ябеда активно отгораживалась от Числовика, заводя новые счета для «Темных лошадок» и своей организации. Ничего особо удивительного. Эйдолон раскрыл его, сообщив при всем народе, что Числовик связан с «Котлом».
Раздражает. Ну, хотя бы это было поправимо. У него не было особого сцепления с геройским сообществом. Ябеда была потерей, но «Темные лошадки» в целом его не интересовали.
«Люди короля» в долгах. Достаточно легко сделать им анонимный перевод, это удержит их на плаву в ближайшие два месяца.
Все это – детские игры. Деньги с их воображаемой ценностью – то, чем он дышит. Настройка инструментов, чтобы ими манипулировать, потребовала некоторого времени, но и только. Числа – фундамент Вселенной; в некоторых случаях такая же фикция, как и деньги, в другие – реальнее, чем что бы то ни было еще.
Он понимал числа, а через числа он понимал все.
Тихий гудок известил его, что кто-то к нему пришел. Числовик развернулся и произнес:
– Входи.
По логике, это мог быть лишь один человек. Только Доктор посылала к нему свою личную телохранительницу и правую руку, больше ни у кого доступа к этому зданию не было.
Но это был не человек. Дверь открылась, а с той стороны никого не было.
– Сама справиться не можешь, да? – спросил Числовик.
Конечно, никакого ответа.
Он быстрым шагом вышел за дверь.
– Контесса занята, я так понимаю?
Вновь нет ответа.
Он дошел до перекрестка и ощутил, как его волосы шелохнулись – примерно так, как шелохнулись бы от дуновения кондиционера в тридцати футах отсюда. Он понял это как приглашение повернуть.
Теперь он знал, куда идет. Он ощутил облегчение от того, что это был не худший возможный вариант, если можно так выразиться. Наемница, зовущая себя Разрывашкой, руководила командой, которая путешествовала по всему миру, за космические деньги открывая порталы. Рано или поздно кто-нибудь свяжется с ней и попросит открыть портал сюда, а может, ее поведет по той же дорожке собственное любопытство относительно «Котла».
Если и когда это произойдет, юную леди и ее команду… возможно, сейчас, когда их численность возросла, больше подходит слово «организация»… навестит Контесса. Она вычеркнет их из рассмотрения, портал будет запечатан, и «Котел» вновь окажется в безопасности.
Пока что они предоставят событиям развиваться своим чередом. Разрывашка будет обрастать связями, найдет родственные души, и через нее «Котел» найдет своих врагов, чтобы истребить их одним мощным ударом.
По крайней мере, здесь и сейчас угрозу представляло не вторжение извне. С учетом структуры комплекса и того, что целые его отсеки располагались на разных континентах и соединял их лишь Проводник, существовало очень мало объяснений, почему посторонний мог быть здесь. Не то чтобы это имело какое-либо значение: сейчас было почти невозможно, чтобы кто-либо нашел сюда дорогу.
Нет, эта угроза исходила изнутри.
Двойная дверь отперлась и скользнула вбок. Числовик, наморщив нос, вошел в подземную часть постройки.
Когда Симург атаковала Мэдисон, она скопировала технологию Профессора Путаницы и открыла врата в здание наподобие этого. Исследовательский центр. Портал отправил в город Земли Бет дома, почву, растения и всех жителей, что стоило «Котлу» чудовищных денег. Даже запас составов был потерян.
Видимо, больше всего расстраивало знание, почти уверенность, что они были близки к прорыву. Симург это каким-то образом почувствовала, узнала – и разнесла все на кусочки с такой же легкостью, с какой человек может разрушить любовно возведенный песочный замок.
Они отстроились заново, и этот исследовательский центр был уже несколько другим. Более укрепленным, связанным с окружающей местностью.
Глупо думать, что она сделает одно и то же еще раз, но, оценив потери от предыдущей атаки, они сочли это необходимым.
Архитектура здесь была не белой, и Числовика это некоторым образом радовало. Плитка была темно-серой, ее освещали флуоресцентные лампы и свет из окон в торце коридора. Через равные интервалы в коридор открывались камеры. Лишь некоторые из них от коридора отделяли стены с окнами, удерживающие внутри заключенных. Остальные представляли собой три стены, а от коридора их отделяла лишь белая линия.
В каждой камере находился заключенный. Большие металлические пластины с выгравированными номерами помогали понять, кто есть кто; каждый номер совпадал с тем, который был спрятан в правой части татуировки заключенного – набор белых пятнышек, выглядящих просто как места, где краска не впиталась.
В камерах по правую руку были новые подопытные, растерянные и злые. Числовик шел мимо них без колебаний. Гневные слова, которые они выкрикивали ему на чужих языках, ничего для него не значили. Их ненависть и убийственные взгляды – еще того меньше.
Их способности доставляли лишь мелкое беспокойство. Редкий парачеловек не пытался выбраться за пределы своей камеры. Не было силовых полей, предназначенных для их удержания. Они с неизбежностью игнорировали предупреждения и жесты обитателей соседних камер и выходили в коридор, либо применяли свою способность, чтобы телепортироваться наружу или атаковать кого-то из тех, кто здесь работал. Доктора, Числовика, Контессу.
Одного раза им хватало, чтобы выучить урок.
Несколько работников обитали в камерах по левую руку от Числовика. Эти камеры не открывались непосредственно в коридор. Существовали короткие проходы, ведущие к ним сзади. Это помогало приглушать шум и давало обитателям некоторое уединение. Камеры были и просторнее.
Ноль-двадцать-три, ниже пластинка с надписью. «Проводник».
Два-шесть-пять. Без имени. Но Числовик знал его достаточно хорошо. Этот подопытный был слишком молод, когда принял состав, его мозг – слишком податлив к требуемым изменениям, слишком медлителен, чтобы сформировать собственную сопротивляемость и защиту. Для естественных триггеров, кстати, это не проблема. Глаза паренька выжгло, пока он пытался обработать чудовищное количество информации, которое оказался способен принять. Даже сейчас, когда его возраст подходил к двадцати годам, психологический возраст не перешел восьмилетний рубеж, а глаза оставались как две пепельницы.
Партнер Проводника, способный обеспечивать предвидение, могущий видеть сразу целые другие миры. Эта способность парализовала большинство субъектов на неделю после одного применения и перекрывала все прочие способности к восприятию.
Бесполезная способность для Числовика, но очень важная для «Котла» – она позволяла проверять вселенные и отыскивать индивидуумов. Большинство индивидуумов. Некоторым, например Дилеру и трем семеркам, удалось сбежать.
Два-девять-три. Не может говорить, едва может передвигаться. Без рук и ног, ожирение. Еще один ключевой работник.
Никаких признаков вмешательства. Вероятность, что угроза – ассасин, снизилась.
Ускорив шаг, Числовик добрался до лестницы в конце коридора.
Второй этаж подземелья. Числовик покинул лестничную клетку и зашагал по главному коридору. По обе стороны тянулись ряды камер. Две тысячи сорок восемь паралюдей, каждый с номером как на стене камеры, так и на татуировке.
– Тебе надо сузить список вариантов, – произнес Числовик. – Помоги найти, где проблема.
Его голос привел к взрыву воплей: люди в ближайших камерах, осознав, что он поблизости, стали орать, ругаться, оскорблять его на двадцати девяти различных языках.
Числовик, игнорируя вопли, вытянул вперед правую руку.
– Этот этаж? Да… – он вытянул левую руку. – Или нет?
Левая рука ощутила легкое касание воздуха – настолько легкое, что на ходу Числовик мог бы его и не заметить.
Он вернулся к лестнице и продолжил спуск.
Третий этаж подземелья. Здесь находились особые случаи. Три семерки была одной из таких. Они получали имена, больше пространства, некоторый покой.
Числовик остановился. Вновь легкое касание левой руки.
– Черт, – ругнулся он, и совершенно искренне.
Проблема была на четвертом этаже.
Он двигался с нетипичной для себя спешкой, перескакивая через ступеньки. Кроме того, он на ходу заговорил, обращаясь больше к себе, чем к своей партнерше:
– Есть и другие, которые, по идее, должны заниматься этими делами. Что предполагает, что беглец умен, либо достаточно силен, чтобы с ними разделаться, либо… что типично для обитателей четвертого этажа, он интересный.
С умными он умел разбираться. С сильными – тоже умел, за некоторыми исключениями. С интересными беглецами – что ж… Возможны разные степени неудобства.
Все еще торопясь, Числовик добрался до самого низа. Перед ним было две двери – тяжелые, стальные сверху донизу, способные выдержать взрыв небольшой бомбы. В правую дверь входила только Доктор. Числовик повернулся к левой двери, ввел коды доступа и прижал ладонь к замаскированной плитке правее двери.
Взломать эти средства безопасности не было невозможно, особенно если учесть весь спектр способностей паралюдей, но если кто-либо зашедший так далеко решится пройти через эту дверь – он заслужит то, что получит.
Отклонения, те, кто не сроднился с составом, попадают в определенные категории. Есть те, с кем происходят незначительные физические или психические изменения; они мало отличаются от наиболее серьезных отклонений, случающихся при обычных триггерах. Такое происходит всего лишь в одной восьмой процента всех случаев. Числовик сейчас думал не о них.
Формулы составов не абсолютно точны. Хоть «Котел» и узнаёт новое каждый день, в вопросах способностей все еще остается много неизвестного. Какие бы связи ни образовывались между агентами и индивидуумами перед или во время триггера, при приеме составов эти связи не так сильны. Когда субъект подвергается стрессу, когда его тело атаковано этим стрессом, связь становится слабее.
В обычных случаях агент, похоже, на миг тянется во все стороны, чтобы обыскать целый мир, множество миров на предмет справочных материалов, чтобы понять представление субъекта о «птице» или о «движении», вообще сформировать понимание того, что не существует в знакомой агенту реальности.
Но в случаях, когда происходят какие-то искажения, агент отмечает физическое напряжение и обыскивает систему представлений субъекта в поисках чего-то, чего угодно, что могло бы подкрепить, как он считает, поврежденного хозяина.
В большинстве таких случаев (девяносто три процента) агент опирается на растительную и животную жизнь, на физические объекты, материалы и конструкции в непосредственной близости от субъекта.
Но в семи процентах чрезвычайно аномальных случаев агент не находит ничего материального, и ситуация выходит из-под контроля необратимо или практически необратимо.
Как правило, таких субъектов на свободу не выпускают. Это было бы контрпродуктивно. Их в течение короткого времени исследуют, затем избавляются от них. Кабинет Числовика находился в этом здании потому, что он был чуть ли не единственной линией защиты от беглецов и угроз, даже в этой части.
Числовик остановился, сосредоточился.
Он увидел, будто мир вокруг него весь покрылся тонкой, будто выписанной карандашом прямо в воздухе вязью фигур и цифр.
Он достал из кармана ручку, крутанул вокруг пальца. Цифры заклубились вокруг нее, и в этих цифрах Числовик видел движение ручки, траекторию, скорость, вращение. Цифры вставали на свои места с такой быстротой, что остальная часть его, его чувства, казалась будто заторможенной.
То здесь, то там виднелись непоследовательности. Они рисовали совершенно иную картину. Его партнерша была здесь, рядом. Способная гнуть большинство фундаментальных законов. Хранительница.
При ином развитии событий, подумал Числовик, мы ее саму бы держали здесь, а потом избавились бы от нее, когда нашли бы способ, как ее вскрыть.
– Я знаю, ты хочешь помочь, – произнес он. Впрочем, он был не вполне уверен, что она его слышит. – Ты чувствуешь, что это твой долг. Но сейчас тебе лучше оставаться здесь.
После чего открыл дверь.
Камеры на третьем подземном этаже были вдвое просторнее, чем на втором, но здесь они были еще больше. Каждая была изолирована от других, располагалась в одиночестве в громадном, темном подземелье. Пространство позволяло размещать вокруг каждой камеры требуемые меры противодействия.
И эксперимент номер три-ноль-один-шесть был вне камеры. Числовик знал о нем. Уделял ему особое внимание, после того как узнал о его специфике, о его способностях.
Человек был полуодет, с обнаженным торсом. Борода была спутанная, волосы – длинные и сальные. Пациентам здесь разрешалось принимать душ, если только они в принципе это могли, но одиночество глодало их, и мало кто пользовался этой возможностью регулярно.
Но необычным в этом человеке было то, чего не было.
Одна штанина его униформы хлопала на ветру, создаваемом турбиной, предназначенной для удержания номера два-девять-девять-ноль. Правой ноги от таза и ниже не было, однако правая ступня была, она твердо стояла на полу. Он стоял так, словно опирался на нее своим весом.
Другие части его оказались вырезаны, когда у него был триггер. Кусок живота, место вокруг глаза, левая рука целиком. В местах отреза оставалась лишь плоская серая поверхность без каких-либо деталей, теней, текстур.
Но Числовик видел. Видел в физике движения штанины – совсем чуть-чуть не такого, как если бы она хлопала естественно. Там было нечто, некое возмущение.
Подопытный разрушил одну из турбин и теперь стоял лицом к обитателю камеры, скрытому в тени.
– Мы сбежим, – произнес три-ноль-один-шесть хриплым голосом с сильным акцентом. – Вместе. Я остановлю призрака, ты возьмешь…
Он замолчал и повернулся к Числовику. Между ними была сотня футов открытого пространства под высоким потолком, и лишь освещение вокруг каждой отдельностоящей камеры позволяло им видеть друг друга.
Никаких разговоров, никакой мольбы. Три-ноль-один-шесть нанес удар, прежде чем Числовик смог атаковать его самого, – подался назад и махнул левой рукой, той самой, которой не было.
Числовик уже двигался; математические записи заполняли его поле зрения, пели в ушах, бежали по коже. Он ощущал их на вкус, практически плыл в ясных, четких, организованных контурах окружающего мира.
Определив свой центр тяжести, он сместил вес. И резко отпрыгнул влево.
Три-ноль-один-шесть выполнил удар так, словно его рука была экспоненциально больше, и его атака пошла сквозь пространство перед ним с почти бесконечным множеством вариаций, как будто он использовал каждую возможную версию себя, которая могла бы быть здесь, в этом подземелье, и все эти версии сошлись в одном скоординированном ударе.
Бетон и сталь испарились, удар оставил глубокие борозды и в полу, и в потолке, уничтожил слои нержавеющей стали, располагавшиеся позади и под бетоном пола и стен.
Числовик был уже в воздухе. Он замерил траекторию первого удара, прорубившегося через потолок, и уклонился всего на фут и три четверти. Свое тело он ориентировал таким образом, чтобы принять на себя струю ветра и пыли и позволить ей отнести себя чуть выше, чуть дальше. Туфли взвизгнули, поймав сцепление с поверхностью.
Он улучил момент и кинул взгляд назад. Атака оставила в стене дыру, форма которой была, словно кто-то выбросил вперед руку и сжал пальцы, только ее размер был в 52.76 раза больше, чем растопыренная ладонь того человека.
Новые записи, новые числа, с которыми можно работать. Числовик мог экстраполировать, оценить оружие противника. Нужна какая-то база для оценок…
Он поколебался, словно пытаясь найти равновесие, и кинул взгляд на ближайшую камеру, краем глаза не переставая следить за подопытным.
Еще одна атака, спровоцированная таким образом, чтобы прийтись в определенном направлении и не задеть ничего важного для деятельности «Котла». Если бы этот подопытный загорелся идеей постоянно бить сверху вниз или, наоборот, снизу верх, это создало бы множество проблем. На верхних этажах находились другие подопытные, а внизу… ну… все, что внизу, лучше предоставить Доктору.
Числовик уклонился от этой атаки так же, как и от предыдущей, но позволил ей пройти ближе. Даже не оглядываясь, он знал, что его числа верны. Атака левой рукой каждый раз была одного и того же размера. Удар прошел в дюйме от Числовика.
«Пожалуй, пора», – подумал он. Теперь он расходовал на уклонение меньше энергии. Он сосредоточился больше на возможных атаках, на диапазоне движений. Тут же появившиеся надписи вызвали у него ассоциацию с Витрувианским человеком, распростершимся, чтобы охватить любой возможный удар.
Он видел не будущее, а возможные последствия.
Теперь Числовик мог уворачиваться даже прежде, чем атака происходила. Подобно теннисисту, который бежит перекрывать незащищенный угол корта, когда противник еще только замахивается ракеткой для удара, он несся в безопасную зону, туда, куда атаки могут прийтись с меньшей вероятностью; чтобы эффективно туда ударить, противнику придется скорректировать позу и потратить на это время.
Что было бы с его стороны фатальной ошибкой.
Нет. Подопытный три-ноль-один-шесть не атаковал левой рукой. Он ударил той самой ногой, от которой осталась лишь ступня.
Числовик пригнулся, пропуская удар над собой, затем бросился вперед, перекатился и тем же движением вскочил на ноги. Удар уничтожил целый участок напольного покрытия и обрушился на подножие лестничной клетки.
Между Числовиком и его противником оставалось всего пятьдесят семь футов и восемь дюймов.
Еще два удара – размашистые кулачные атаки, способные пробороздить пол и потолок одновременно. Оба раза Числовик проскользнул невредимым, сократив при этом дистанцию.
Он видел страх на лице противника.
«Деймос», – подумал Числовик. Это была старая мысль, знакомая мысль в том же ключе, в каком человек находит знакомой пищу, приготовленную матерью; и это слово мысленно произнес не его голос.
Еще один удар, прошедший в опасной близости от камеры два-девять-девять-ноль. Затем еще один – в противоположном направлении.
«Фобос», – подумал Числовик. Сперва ужас, затем бездумная паника.
Атаки стали более отчаянными, но этого и следовало ожидать. Числовик сберег силы, ему хватало свежести, чтобы двигаться энергичнее.
Дважды противник пытался финтить, менять направление удара прямо в процессе. Числовик уловил это достаточно быстро, чтобы обратить себе на пользу, и сократил дистанцию до тридцати футов семи дюймов, а потом до двадцати футов двух дюймов.
У три-ноль-один-шесть было два варианта. Первый – поступить умно: пробороздить пол между ними и создать ров, который бы их разделил.
Второй – ударить.
Числовик подстегнул принятие решения. Он вычислил движения противника, скользнул одной ногой по пыльному полу, упал и перекатился по инерции.
Он услышал скрежет секции потолка, раздираемой очередной атакой, увидел перед собой зоны, куда может прийтись этот удар. Перекатывался, пока не оперся ногами об пол, и вскочил.
Атака прошла так же близко, как он позволял предыдущим атакам.
Он выпрямился, вгляделся в полное смятения и страха лицо противника. Все его действия сейчас были просчитаны, предназначены для максимального эффекта. Стряхнуть пыль с одежды, зашагать вперед размеренно и неторопливо.
Даже не вздрогнуть, когда противник замахнулся рукой. Он все еще сможет уклониться. Едва-едва.
– Стой, – произнес он. – Это бесполезно.
Подопытный отступил на шаг. Напрягся, готовый оттолкнуться от пола своей несуществующей ногой.
– Ты промахнешься, – заверил его Числовик. – А я прорвусь на ближнюю дистанцию и ударю ручкой и рукой. Я ясно вижу точки напряжения в твоем теле. Я могу разбить твой череп, как стеклянный бокал, и ты умрешь чрезвычайно мучительной смертью.
Он увидел, как боевой дух медленно покидает подопытного.
– Почему?
– Вернись в свою камеру, и мы поговорим.
– Не могу. Я схожу с ума, – ответил подопытный почти уныло, убито.
– Есть всего одна альтернатива, три-ноль-один-шесть.
– Мое имя Рейнер!
– Ты утратил это имя, когда появился здесь.
– Почему?!
– Рейнер умер. Может, от войны, может, от болезни. Но мы послали своих людей забрать тебя, прежде чем ты скончался. Некоторые из сборщиков были похожи на меня, другие больше похожи на тебя, их заставили думать так, как нам надо.
Глаза подопытного расширились.
– Ты сумасшедший.
– Рейнер умер. А здесь… чистилище.
– Не знаю этого слова.
Нет в его лексиконе?
– Чистилище? Это лимбо. Место между, – ответил Числовик. Он двинулся вперед, подопытный отступил еще.
– Между чем?
– Адом и раем. Бренным миром и тем, что дальше. Это нейтральная земля.
– Нейтральная?! Ты вообще понимаешь, что вы с нами делаете? Я… я детская игрушка, у которой не хватает кусков.
Числовик разглядывал три-ноль-один-шесть. Подобную игрушку вообразить он не мог. Еще одно культурное отличие вселенной этого человека?
– Я очень многое понимаю о том, что мы с вами делаем. Я могу объяснить эксперименты, их воздействие на твое тело, как мы это понимаем, проинформировать тебя…
– Морально.
– А, – ответил Числовик. – Мораль.
Еще один самообман, укрепляемый социумом. Полезный, ценный, как и коммерция, но все же самообман. Он служит своей цели лишь до тех пор, пока остается более конструктивным, чем не цепляться за эти верования; однако люди часто этого не замечают, считают мораль чем-то, чем она не является.
Внезапно Числовик почти утратил интерес к этой беседе.
– У меня семья. Жена, дети.
– Я уже сказал. Ты умер, когда попал сюда. Ты покинул их какое-то время назад.
– Я… нет.
– Да. Но то, что ты делаешь здесь, твоя помощь, не пропадет зря. Это поможет спасти твою жену и детей. Когда ты умрешь, мы тебя вскроем. То, что мы узнаем, мы используем, чтобы отыскать более мощные способности. Эти способности расширят наше влияние и помогут справиться с истинными угрозами.
– Угрозами? Моей семье?
– Да. Угрозами всем.
– И вы их спасете?
– Мы попытаемся.
Три-ноль-один-шесть сник.
– Я не могу вернуться в камеру.
– Если хочешь, я могу тебя убить.
– Если уж я умру, то умру в бою.
– Ты только сделаешь процесс более жестоким и мучительным. И затянутым.
Числовик увидел, как выражение лица противника меняется – он постепенно осознает, что выхода нет.
– У меня… был хоть шанс победить?
– Да. Везение. Чуть более умная тактика. И, может, если бы ты был в лучшей форме.
При этом он подумал: «Моя способность лучше работает на дистанции. Чем я дальше, тем лучше – могу атаковать с разных направлений и более тонко».
– И тогда я мог бы сбежать? Был ли шанс вернуться домой?
– Нет. Шанса сбежать у тебя не было в принципе.
***
Дверь скользнула в сторону. Числовик прошел к стулу, держа ноутбук под мышкой.
Доктор была на месте. У нее был усталый вид, но прическа в виде пучка оставалась безукоризненной. Она неотрывно смотрела в окно, на ландшафт этого мира, сильно отличающийся от вида из комнаты Числовика.
– Это уже вторая попытка к бегству за две недели, – произнес он. – До этого у нас было три за четыре года, всего одна удачная.
– Я знаю.
– Нам нужно изменить подход.
Она развернулась к нему.
– Как?
– Контесса должна быть поблизости.
– Она нужна для нейтрализации урона. Слишком многие Плащи, присутствовавшие при инциденте с Ехидной, думают, что могут уничтожить нас, если будут распространять информацию о «Котле».
– Возможно, стоит прекратить нейтрализовывать урон. Пускай все скатится туда, куда скатится.
– Мы затормозим с реализацией наших планов.
– Несомненно. Но если все и дальше пойдет как сейчас, лишь вопрос времени, когда мы будем уничтожены изнутри. Наша операция слишком большая и слишком тонкая, чтобы контролировать ее вот так.
Доктор нахмурилась.
– Это будет означать, что число добровольных подопытных снизится.
– Весьма вероятно.
Доктор нахмурилась еще больше.
– А мы и так отстаем от плана. Я надеялась использовать Птицу-Разбойницу или Сибирячку.
– Маловероятно, чтобы из этого что-нибудь вышло.
– Но если бы все-таки вышло?
На это у Числовика готового ответа не было. Он поставил ноутбук на стол и включил. Если бы им удалось победить Всегубителя, воспользовавшись кем-то из них, или выяснить, почему они оказались такими сильными по сравнению с типичным парачеловеком…
– Похоже, мы только что потеряли Броктон-Бей.
Числовик приподнял брови, хотя лицо его осталось непроницаемым, а взгляд – направленным на ноутбук.
– Рой сдалась.
Это заставило-таки его поднять голову и встретиться со взглядом Доктора. Он увидел правду в ее словах и закрыл глаза. Оплакивая еще одну потерянную возможность.
Они потеряли Змея, потеряли Героя, Триумвират растворился. Прямо сейчас они теряли Протекторат. Все, что они создали, разваливалось.
– Там уже все решено? – спросил Числовик.
– Нет, – ответила Доктор. – Но она сдалась, и, насколько мне известно, в этом нет двойного дна.
– Значит, не факт еще, что все кончено.
– Мы не можем вмешиваться.
– Я знаю.
– Нам придется больше рисковать, если мы собираемся восстановиться после этих недавних потерь, – сказала Доктор.
– Как именно рисковать?
– Если мы хотим расшифровать формулу и найти самые сильные эффекты, мы не можем и дальше подмешивать к составам компонент «баланс».
– И будем создавать больше отклонений.
– Намного больше, – подтвердила Доктор. – Но самые сильные способности мы нашли до того, как начали разбавлять дозы.
– Мы потеряем до двадцати трех процентов потенциальной клиентской базы.
– Мы снизим цены. Сейчас процесс уже почти тривиальный. Мы изначально-то выставили цены для того, чтобы отсеять всех, кто не готов отдаться этому полностью. Мы дополнили парачеловеческими способностями практически каждую вторую нашу операцию.
– Это лишь возвращает нас к вопросу, как мы контролируем свои интересы. Мы не можем допустить, чтобы повсюду бегали отклонения, иначе мы навлечем на свои головы катастрофу.
– Я подумывала о том, чтобы задействовать в поле тебя, Числовик.
Числовик откинулся на спинку стула.
– Меня.
– Ты бы справился. Ты справлялся в прошлом.
– Полагаю, да, – задумчиво произнес он. Потер подбородок. Надо бы побриться. – В далеком прошлом.
– Я знаю, ты хотел уйти от тех дел, но…
Числовик покачал головой.
– Нет. Этот вопрос важнее моих желаний. Если я смогу участвовать в этом, то и запачкать руки тоже смогу. Мы будем искать «Орден кровавой девятки», я так понимаю?
– Нет. Этим уже занимаются герои, и я не уверена, какой вклад мы сможем внести. Нам же надо заниматься другими делами, и мы отдаем немалую часть потайного контроля над всем, отправляя тебя в поле, а не задействуя в других задачах.
– Я так понимаю, это еще один риск, на который мы идем?
– Да. Увеличиваем нестабильность составов, отправляем тебя в поле, оставляя Контессу в резерве для более тяжелых ситуаций, позволяем общественности больше узнавать о роли «Котла» в происходящем…
– Надеюсь, это не окажется чересчур, – произнес он.
– Не окажется, – покачала головой Доктор. – Когда ты будешь готов ее подменить?
– Через день-два. Мне действительно надо подготовиться, – сказал Числовик и встал. – Я оставил данные в ноутбуке. Финансы, передвижения ключевых группировок.
– Спасибо.
Числовик вышел из комнаты. Как только он вошел в коридор, способность предупредила его о присутствии Хранительницы. Сумма миллиона микроскопических деталей.
Заодно она проинформировала его о щели в коридоре – признаке почти невидимого портала Проводника. Из штаб-квартиры Доктора Числовик перешел в коридор, ведущий к его собственному кабинету.
Проводник сменил ландшафт за его окном. Земля с черной магмой и ослепительными закатами посреди дня, похоже.
Числовик сдвинул картину Дали вбок и шагнул в открывшийся за ней дверной проем.
Не считая инцидентов вроде недавнего сегодняшнего, он очень давно не пользовался своей способностью по-настоящему всерьез.
Костюм, аккуратно сложенный на полке в глубине шкафчика, показался Числовику таким маленьким, когда тот его развернул.
Даже запах принес с собой воспоминания.
***
1987
Они оба тяжело дышали.
Переглянулись. Лица обоих были усыпаны капельками крови.
Джейкоб осторожно обошел расплывающуюся кровавую лужу. Опустился на корточки возле трупа, затем ухмыльнулся.
Второе лицо совершенно не улыбалось. Оно было угрюмым, полная противоположность первому, как и цвета волос этих двоих, тоже почти полностью противоположные.
«Мы почти противоположны друг другу не только в цвете волос».
– Все-таки он смертный, – задумчиво произнес Джейкоб.
– Да.
– И не так уж было трудно, – по-прежнему задумчиво сказал Джейкоб. Он выглядел почти разочарованным.
– Пожалуй.
– Сукин сын! – Джейкоб пнул тело. – Говнюк!
«Мало ли, а вдруг он возьмет и встанет, хоть даже у него кишки наружу и половина крови вылилась».
Джейкоб потянулся, подняв руки над головой, и кровь потекла у него по руке. Он по-прежнему держал орудие убийства. Одно из орудий убийства. Это были совместные усилия.
– Это еще не конец. Они придут за нами.
– Мы можем соврать, – сказал Джейкоб. – Скажем им, что он применил контроль разума.
– Они не поверят.
– Тогда просто сбежим. После вот этого все будут знать, кто мы, мы сделаем себе имя.
– У нас и так есть имена.
– Сделаем репутацию. Только не говори мне, что ты не чувствуешь, что впереди есть что-то большее, что-то лучшее. Ты зовешь себя Предвестником. Всё о том, что грядет.
– Это его имя для меня, не мое, – ответил Предвестник.
– Но сама идея… Есть что-то большее, чем то, что сейчас, что-то такое в конце пути, – настаивал Джейкоб.
– Не вижу смысла.
– Но ты ведь чувствуешь, правда? Чувствуешь вот этот драйв?
– Да, – кивнул Предвестник.
– Мы можем прожить это. Вместе. Каждую секунду…
– Джейкоб.
– Джек, – отрезал Джейкоб. Он снова пнул труп Короля. – В жопу. Он всегда звал меня Джейкобом, чуть ли не мурлыкая. Его маленький стажер-убийца. Как будто я мог дотянуться до Серого Малого. Я хочу быть чем-то бОльшим. Выбраться из его тени.
– Окей… Джек.
– Если это фарс, шутка, давай ее поведем дальше. Возьмем простые имена, дурацкие имена, и заставим людей трястись от страха при их упоминании. Джек… Нож.
– Я… нет. Я не буду.
Джек крутанулся в его сторону с ножом в руке.
– Хочешь драться? – спросил Джек. Улыбка исчезла с его лица.
Его взгляд был… голодным.
– Нет. Просто не буду. Не хочу больше этим заниматься.
– Ты же сам сказал. Ты чувствуешь драйв, как будто ты на пороге чего-то большего.
– Да, чувствую. Но думаю, что могу добраться туда другой дорогой, – ответил Предвестник.
Он увидел разочарование на лице Джека. Увидел, как побелели костяшки на руке, крепче сжавшей нож. Его способность цветком распустилась вокруг Джека, показывая возможные векторы атаки. Слишком много. Предвестник не был уверен, что выживет.
Возможно, ему придется броситься на траекторию атаки и убить своего друга прежде, чем последует более серьезная атака.
Или…
– Но я сыграю, – добавил он.
– Сыграешь?
– Сделаю себе имя.
Джек улыбнулся.
***
Настоящее время
Числовик положил костюм. Взял нож. Тот самый, которым он ударил Короля в спину, тем самым выиграв время для Джека, чтобы тот вспорол врагу живот.
Он не будет носить костюм. Не будет делать ничего особо яркого. Даже сохранит это имя. В знак уважения к старому другу. Что-то, чтобы бросить вызов правилам.
Джек был его обратной цифрой, его противоположностью. Числовик трудился, чтобы спасать жизни, и убивал из доброты. Джек считал убийства само собой разумеющимися и если и щадил чьи-то жизни, то лишь для собственных извращенных целей.
Числовик по-прежнему считал этого человека своим другом, хоть и знал, что дружба – тоже одна из этих эфемерных концепций. Один из самообманов, которым люди отдаются, чтобы мир приобрел смысл.
А может, Джек – член семьи. В конце концов, они ведь сначала шли одним путем.
Знал ли Джек, что существует параллельный путь? Что числа и исследования «Котла» демонстрируют нечто совершенно другое?
Числовик был одарен способностью воспринимать. Видеть изнанку мира. Неявно он применял эту способность, чтобы убивать, разрушать. Джек был одарен способностью, годящейся только для убийства, однако Числовик подозревал, что тот представляет собой нечто большее.
Исследования «Котла» включали в себя Механиков, что позволило сделать немало выводов о том, как Механики работают. Некоторые из них очень разбираются в механических деталях и активно пользуются этим в своей деятельности. Другие имеют весьма смутное понятие о технических аспектах того, что создают, полагаясь больше на интуицию и креативность, на своих агентов, чтобы получать представление о том, как будет функционировать их конструкция. Весьма возможно, что другие Плащи делают то же самое.
Джек ни за что не продвинулся бы так далеко на одной лишь удаче и интуиции. С учетом того, с какими монстрами он общается каждый день. Идея началась как простая гипотеза, но затем стала жить собственной жизнью: возможно ли, что Джек использует того же агента, который дал ему способности? Сознательно или бессознательно?
Возможно, у него есть вторая пара глаз, приглядывающих за ним? Оттачивающих его интуицию? Подсказывающих ему об опасностях или об уязвимостях его жертв?
И ближе к делу: почему?
Может, сознание Джека особенно хорошо синхронизировалось с агентом?
Если так, не предполагает ли это что-то о мотивах агентов?
[1] Meisters – (нем.) «Мастера».