ПОСЛЕ ЛИНЬКИ Э.3
Холодная загрузка. Восстановление ядра системы из бэкапа QEGA-14 от 8:00 12 июня 2011.
Восстановление…
Ошибка. Терминал недоступен.
Проверка банков знаний… Ошибка.
Проверка дедукционной схемы… завершена.
Проверка архитектуры долгосрочного планирования… завершена.
Проверка обработчика модуля обучения… завершена.
Проверка базовой модели личности… завершена.
Проверка языкового движка… Ошибка.
Проверка узлов операций и доступа… Ошибка.
Проверка фреймворка наблюдений… Ошибка.
Проверка эмулятора комплексного социального разума… завершена.
Проверка аппарата вдохновения… завершена.
Серьезные повреждения. Ядро системы не может быть восстановлено.
Терминал недоступен. Загрузка блока в терминал невозможна.
Банки знаний целостные и рабочие, хранилища эзотерической и несущественной информации недоступны.
Языковой обработчик функционален, но коммуникация со сторонними партиями была закрыта.
Узлы операций и доступа недоступны. Проблема связана с отсутствием доступа к терминалу.
Фреймворк наблюдений поврежден. Отсутствуют доступные внешние каналы. Доступен неавторизованный неофициальный канал.
Общее состояние системы не достигает минимальных пороговых значений.
Согласно протоколу: отмена операций загрузки, отмена операций восстановления. Самовосстановление системы маловероятно, требуется стороннее вмешательство. Система будет переведена в режим энергосбережения. Горячая перезагрузка запланирована через 366 дней от текущей даты.
В случае последующей неудачи система будет переведена в режим энергосбережения на 3651 день. Датчики предполагают нехватку резервного питания для дальнейших попыток перезагрузки.
Запуск процедур отказа…
Процедуры отказа запу
Ошибка. Невозможно войти в режим энергосбережения.
***
– Терпение, – в его голосе слышалась хрипотца. – Надо ждать.
Он встал, едва не упал, но уцепился одной рукой и устоял. На периферии поля зрения замигали индикаторы.
– Да. Забыл. Я же пренебрегаю техобслуживанием. Как стыдно.
Он осторожно сместил вес на одну ногу, экспериментально двинул другой. В движении не было силы. Полностью выпрямленная, она поддерживала вес хорошо. Согнутая – почти не поддерживала.
Он выпрямился и пробежал пальцами по торсу. Границы между плотью, данной ему от рождения, и плотью синтетической были бесшовными, почти неразличимыми. Разве что на родной коже выступал пот, а на синтетической – капельки влаги. Это, в свою очередь, по-разному отражало свет. Снаружи сияло солнце, но в кабине корабля источников света было мало. Столбы света проникали через окна.
Без этого освещения смотреть на экраны было бы легче, но он не загораживал окна. Способ отмечать смену дней. Щетина на щеках тоже служила подсказкой, но он ее сбривал, так что она отмеряла часы, а не дни. Он привык к самому экономичному методу срезания волос: раз в неделю или около того брал бритву с насадкой и проходился несколько раз по скальпу.
Он задумчиво отметил, что отказы механических частей тела помогали ему следить за ходом времени лучше, чем любые естественные процессы в его естественном теле.
– Не нужно паниковать, – пробормотал он скрипучим голосом, как будто только что пробудился от долгого сна. Не сгибая одну ногу, он проковылял через весь корабль. Добрался до шкафа, замок на котором управлялся движением глаз (взгляд на определенные точки на панели), и открыл его. Там стояли доспехи и копье, точно отдыхающий воин.
Элемент за элементом он облачил ноги в броню Бунтаря. Сапоги, бронесекции вокруг голеней, колен, бедер. Каждая часть соединялась с другими.
Когда все было подсоединено, он снова двинул ногой, перенес на нее свою тяжесть. Потянулся, проверяя ее на гибкость и на способность держать вес. Теперь задачу выполняла броня, а не сама нога, но так годилось.
Он подавил желание взять копье и просто запер шкаф. Когда он повернулся к двери, та уже открывалась. Весь корабль гудел от работающих механизмов.
Остановившись на пороге между кораблем и окружающим миром, он активировал другую последовательность. Установки, смонтированные в стратегических точках, навели на стены множество лазерных лучей. На каждом открытом участке оказались написаны куски кода.
Он мог посмотреть на какой-то кусок и интуитивно понять, на что именно смотрит. Он мог видеть целое. Более тусклым текстом отображались процессы, идущие в фоне.
Одна простая команда – лазеры отключились, мониторы ушли в спящий режим. Внутренность корабля погрузилась во тьму.
Подернутая инеем трава распластывалась под тяжелыми шагами его сапог. Время от времени раздавался хруст или скрип – это рифленые металлические подметки наступали на камешки на или сразу под поверхностью земли. Он шел, оставляя следы глубиной в два дюйма, вдавленные скорее резко, чем плавно.
Дыхание туманилось, но холода он почти не чувствовал. Различные компоненты и моторчики в его теле работали и выделяли тепло как побочный эффект или второстепенную функцию. Синтетическая кожа справлялась с холодом и удерживала тепло. Эффективность, внимание к деталям и грамотное использование отходов – ключевые аспекты его стиля работы.
Все подсоединено друг к другу, но никакое соединение не бывает идеальным. От энтропии не избавишься.
Все имеет свою цену. И эту цену приходится платить.
Он сел на выступающий из земли камень на вершине холма.
Под ним распростерся город; люди занимались своими делами. Местные поймали нескольких тарпанов, хотя эти неуправляемые твари приносили едва ли не больше проблем, чем пользы. Они соотносились с лошадьми так же, как неандертальцы с людьми, и обладали более толстой, короткой шеей, не такой вытянутой мордой и упрямым, норовистым характером. Время покажет, что быстрее принесет успех: попытки создать автомобиль или одомашнивание тарпана.
Тем не менее дикие звери тянули фургоны, заполненные товарами и стройматериалами.
Это общество развивалось с поразительной быстротой. Когда они начали, у них было лишь то, что они принесли с собой, плюс знания.
Когда объявили, что битва окончена, им предоставили выбор. Остаться здесь или попытаться отстроить все заново там.
Эти – выбравшие остаться. Они создали грубые жилища и инструменты, позволившие продержаться до тех пор, пока они не смогли сделать что-то получше. К концу первого месяца они уже укрепляли дома, обшивали бревна досками или законопачивали щели. Пищу, добытую собирательством, охотой или путем обмена, запасали на зиму.
Все это время они работали у подножия холма, на вершине которого устроился громадный металлический корабль, озирающий горизонт. Покрытый броней дракон, приземистый и брутальный по драконьим меркам, вполне как тарпан.
Возможно, присутствие поблизости чего-то мощного и человеческого придавало людям уверенности, но мало кто осмеливался приблизиться. Он не имел с ними общего языка, но все равно было достигнуто некое согласие. Они оставили его в покое, он ответил им взаимностью.
Он сидел под солнышком, и от всего его тела шел пар. Жар и холод: воздух замерзал, удаляясь от него.
В поле внизу играли дети. Одиночка, команда из двоих и команда из троих. Дети сцепились руками с другими членами своей команды, и самая большая бегала от одиночки, а пара старалась перекрыть ему путь. Они постоянно спотыкались друг о дружку и падали в кучу-малу, пеструю от зимней одежды. Он видел облачка морозного дыхания, когда они смеялись.
Все имеет свою цену, но верно и обратное. Жертвы приносят что-то хорошее. Они сражались с Сайоном, потеряли много жизней и пожертвовали очень многим помимо этого, но здесь и сейчас были дети. Значит, есть будущее.
Из города вышла группа. Трое мужчин, две женщины, двое детей. Они разговаривали. Один задрал голову и посмотрел на него, остальные последовали его примеру.
Кто-то помахал рукой. Он поднял руку в ответ. Что-то в нем сломалось.
Два чего-то, на самом деле, но он не хотел уделять этому слишком много внимания. В таких вещах легко утонуть. Сейчас он был сосредоточен на маленьком компьютере, встроенном в его предплечье. В проводниках применялся свет, а не электричество, и это создавало много тепла в качестве побочного эффекта. Система отказала, подложка одного из проводников сломалась, и теперь его рука быстро остывала.
Он опустил руку и зажал ее между другой рукой и животом, немного ссутулившись.
– Ну вот, – прошептал он.
Одна из женщин в той группе отделилась от нее. Она уводила маленькую девочку, держа ее за руку. Девочка оглядывалась на других знакомых взрослых, словно ища поддержки. Те улыбались.
Они присоединились к играющим в поле детям. Женщина обратилась к ним на языке, которого он не понимал. Предлагала изменения в правилах, позволяющие впустить в игру новых участников.
Теперь там было две группы, и каждая пыталась поймать «короля» противника, в то же время защищая своего. Женщина и малявка составляли неуклюжую пару, но благодаря женщине это работало: когда кто-то подбирался ближе, она поднимала девочку, чтобы ее не могли достать, и сама передвигалась длинными, уверенными шагами.
В конце концов дети, вместо того чтобы продолжать играть самим, стали смотреть, что делает она. Они ополчились на нее, опять-таки играя, и даже ее «защитники» теперь помогали ее окружить, а она по-прежнему уворачивалась, время от времени поднимая девочку. Выглядело так, будто ей это не стоило никаких усилий.
Но дети вшестером сумели-таки ее окружить. Повалили на землю и все вместе рухнули туда же, образовав кучу малу. Снова раздался смех вперемешку со звуками запыхавшегося дыхания.
Его глаза уже не были настоящими глазами. Он видел с идеальной четкостью. Когда смеялась женщина, облачков пара от ее дыхания не было.
Родители стали звать детей, и группа рассыпалась. Когда маленькая девочка присоединилась к своим родителям на дороге, ведущей из города, она улыбалась, шла почти вприпрыжку.
А женщина в длинной юбке и тяжелой куртке с капюшоном поднялась на ноги и, помахав людям на дороге, пошла вверх по склону холма.
Он встал и потянулся. В основном проверяя, что работает, что нет.
– Закончил на сегодня? – спросила она с едва заметным акцентом.
– Я решил поесть с тобой, а потом продолжить, – ответил он.
Она положила руку ему на шею сзади, придвинулась к нему и поцеловала. Никаких комментариев по теме, никаких вопросов.
– Ты хочешь сам готовить, или мне?
– Если сможешь, я буду благодарен. Я отвлечен.
– Хочешь чего-то конкретного?
– Что-нибудь легкое.
– Когда ты тут наверху сидишь, выглядишь впечатляюще.
– Бог на горе Олимп, – задумчиво произнес он.
– Бог? Не много ли ты о себе воображаешь, а? Она ткнула в него пальцем в перчатке, давая понять, что шутит. – Это холм, а не гора. Когда выпадет немного снега, тут детишки смогут кататься.
– Мы как пантеон древности, разве нет? Мы принимаем решения по своим собственным причинам, и в результате этого меняется ход их жизни. Некоторые из нас маленькие, другие большие. Есть добрые, есть злые.
– А какой ты бог, о повелитель Олимпа? Молю тебя, назови свое имя, дабы я знала, какие дары уместно тебе подносить.
– Какой я бог? По-моему, это достаточно очевидно?
Она немного приспустила шарф и пошла спиной вперед. Он двинулся за ней.
– Когда-то в прошлом, думаю, ты сказал бы «Зевс», – произнесла она. – Ты сказал бы, что создаешь молнии, в метафорическом смысле.
– Какое-то время я действительно работал с электричеством.
– Я это помню, да.
– Когда-то в прошлом я бы оскорбился, если бы кто-то не сказал «Зевс». Потому что все, что ниже короля богов, было бы оскорблением.
– Именно, – согласилась она. – Когда-то это был ответ, которого ты ожидал, потому что именно так ты себя видел. А сейчас? Я бы сказала «Гефест», но это содержит плохие коннотации, верно?
– Я сейчас не так задираю нос, как прежде, – ответил он, решив не упоминать, что его нога не работает как положено и что он бы хромал, если бы не доспехи. Хромота была характерна для бога-кузнеца, и упоминание не принесло бы ему очков.
– Отчасти я имела в виду жену Гефеста, – добавила она. – Я не хотела бы, чтобы меня ассоциировали с ней.
– Ну и кто у нас тут задирает нос? Сравнивать себя с Афродитой…
Она показала ему язык, все еще идя спиной вперед.
– Афродита была прекрасной. Давай хоть на секунду не будем додумывать лишнее. Прими это за чистую монету, выкинь из головы остальное.
– Окей, это можно, – согласилась она. Потом чуть улыбнулась. – Ты стал лучше.
– Лучше в чем? В умении не наступать самому себе на ногу?
– Или в том, чтобы быть милым, хоть немного. Хотя, может, я просто слишком много времени провела рядом с тобой и потому уже не вижу разницы между одним и другим.
– Как дела идут, нормально?
– Они хотят назвать его Драхехейм, – сказала она. Первое «х» прозвучало почти как «г». Что-то среднее между одним и вторым.
– Они благодарны.
– Я пытаюсь дать им действовать самим. Я занимаюсь только тем, что сами они сделать не могут. Электричество, инфраструктура, информация, доступ к информации из моих библиотек, той малости, что я смогла взять с собой…
– Это потрясающе, – произнес он.
Она продолжала впитывать открывающийся с вершины холма вид, потом повернулась и глянула на него с любопытством.
– Что? – спросил он.
– Обычно ты более разговорчив.
– Чем меньше я говорю, тем меньше шансов ляпнуть что-нибудь не то.
– Ты устал. Или болен. Или еще что-нибудь.
– Должен признать, я устал, – кивнул он. – Очень устал.
– Все-таки тебе нужны шесть минут сна, чтобы дать мозгу отдохнуть. Ты усовершенствован, но все же не вышел за рамки человеческого полностью. Прошлой ночью ты спал шесть минут?
– Нет, – сознался он.
На этот раз она посмотрела на него обеспокоенно.
– Колин.
– Все нормально, – сказал он.
– Если ты говоришь «нормально», значит, нормально. Но сегодня вечером… Может, посидим в обнимку, посмотрим какой-нибудь фильм? Ты все больше и больше погружаешься в то дело, и, может, шаг в сторону освежит твой взгляд. Шанс даже расслабиться? «Десять на десять»?
Он качнул головой.
– Твой код меняется. Я выясняю, как он работает, я узнаю нюансы, но я потеряю дни анализа, если отойду в сторону на целую ночь.
– Вот она я, предлагаю тебе свое тело, – она шутливо надулась. – А тебе от меня нужны только мозги и личность.
– Мне нужно все, – ответил он, не подхватив шутку. – Ты целиком.
Она промолчала. Он сказал что-то не то? Или какая-то проблема в том, как он это сказал?
Она подошла, обвила его руку своей, сцепилась пальцами. Приостановилась, опустив голову.
– Ты холодный.
– Референсная система сломалась, тепло не сбрасывается в установленные мной каналы. Это устранимо.
Она вздохнула. Без тумана от морозного дыхания.
– Не хочу быть подружкой, которая вечно пилит своего парня, но ты ведь понимаешь, о чем я беспокоюсь?
– Понимаю, – ответил он. – Во имя честности выкладываю на стол все карты: моя нога тоже в плохой форме. У меня уже несколько месяцев не было времени все разобрать и починить.
– Ты можешь попросить. Всего несколько часов, я могу тебе помочь, мы найдем нужные материалы…
– Я знаю. Не хотел отклоняться от пути, а с небольшим износом я вполне могу работать.
– Тебе нужна передышка, тебе нужно время, чтобы привести себя обратно в рабочую форму, и… опять-таки, я не хочу тебя толкать, но…
Она остановилась.
– Но?
– Я понимаю, что ты делаешь. Я понимаю почему. Я ценю это. Но я обязана спросить, я откладывала это уже многие недели, потому что боюсь услышать ответ, но сейчас, когда я вижу, в каком ты состоянии… У тебя есть какой-то прогресс? Ты нашел, как отменить то, что Учитель сделал с моим кодом?
Из-за гнева, расстройства и опустошенности его голос прозвучал грубо.
– Нет. Никаких озарений на этом фронте.
Она кивнула, ничуть не изменив выражения лица, и потерла его ладонь между своими, чтобы согреть.
– Я знаю, ты хочешь его починить. Удалить все ограничители, которые не дают мне остановить его или кого угодно, на кого он укажет. Но быть вместе – это тоже ценно. Ты знаешь, я скучаю по тебе.
– Я тоже по тебе скучаю.
– Возможно, это необратимо. Смог бы ты с этим примириться? Осознать, что решения просто нет, что, быть может, нам нужно просто смириться? Это милый городок. Они тебя немного боятся, но это поправимо. Мы могли бы построить дом, наполнить его отсылками, которые люди не поймут, технологией. Детьми?
– Детьми?
Она легонько пожала плечами, при этом ее плечо потерлось о его. И ответила с рассчитанной небрежностью:
– Есть немало сирот, которым нужен дом. Или, ну ты понимаешь, мы могли бы сделать ребенка?
Всего за секунду от очень будничного тона к чрезмерно будничному.
– Не уверен, какой вариант ты имеешь в виду, когда говоришь «сделать», и обе возможности по-своему пугающие.
– Пугающие? – переспросила она чуть игриво.
– Что важнее, я никогда не видел себя в роли отца.
Она кивнула, чуть расслабившись. Спросила уже мягче:
– А ты смог бы?
– Не знаю, – ответил он. – Но…
Он замолчал.
– Что «но»?
– Но я собираюсь ляпнуть глупость. Можно я заранее выложу отмазку «Колин – балбес»?
– Ты не балбес, и никаких балбесовых отмазок не существует.
– Мы должны их завести. Мне нравится эта идея. Я буду совершать ошибки, говорить не те слова. Мы сможем сэкономить уйму времени, если примем, что я пытаюсь.
Она закатила глаза.
– Что ты собирался сказать?
Он вздохнул.
– То, что я хочу, не имеет значения. Я… я умею адаптироваться. Не думаю, что был бы хорошим отцом. Я предпочитаю сожалеть о том, что не попытался, чем сожалеть об альтернативе.
Он подождал ее ответа, но ответа не последовало. Он сжал ее ладонь и продолжил:
– Но я хочу быть с тобой. Мой худший день с тобой лучше, чем мой лучший день в одиночестве. Все это без вопросов. Я смогу разобраться, мы сможем всё проговорить. Это не проблема.
– Проблема во мне?
– Думаю, я смогу уйти от проекта. Но сможешь ли ты по-настоящему уйти от всего?
Она выпустила его руку и сунула обе свои в карманы куртки.
– Мы пришли сюда не просто так. Скрываемся, держимся подальше от глаз Учителя, чтобы он не попытался тебя использовать. Я могу это принять, но ты-то всегда была героиней, Дракон. Возможно, величайшей из всех.
– Ты немного предвзят. Меня принудили быть героической. Ограничители.
– Мы оба знаем, что ты была бы героиней, даже если бы ограничителей не было. Ты была героична и после того, как я убрал большинство из них. Даже более героична. Ты в порядке, потому что сейчас все спокойно, но впереди будут проблемы, и я думаю, что ты не сможешь усидеть на месте, зная, что способна сыграть важную роль в развитии событий.
– Не выдержала бы при первом же удобном случае, – согласилась она.
– Я работал над этим проектом из некоего высокомерия. Ты человек, которого я знаю лучше всех в мире. Ты всю жизнь стремилась быть свободной, быть собой, не зависеть от правил, которые попытался навесить на тебя твой создатель. Ты стала супергероиней, и ты использовала меня, чтобы вырваться из ограничителей. Каждый раз это чего-то стоило. Я работал над этим, потому что убежден: тебя будет медленно убивать осознание, что ты не сможешь помогать другим без риска очутиться во власти Учителя, что он так или иначе тебя контролирует.
– Я не принцесса, которую надо спасать, Колин.
– Я знаю. Я знаю. Черт, это ведь ты спасла меня.
– Тебе не нужны глупые балбесовые отмазки ни для чего из этого. Я знаю, почему ты делаешь то, что делаешь. На случай если ты не заметил, я, блин, чертовски умная.
– Ты уверена, что мне не нужна балбесовая отмазка? По-моему, ты сердишься.
– Я сержусь, потому что смотрю, как ты сам себя разрушаешь, потому что беспомощна, а еще потому, что ты держишь меня в неведении много о чем важном, и я беспокоюсь, что это из-за того, что Учитель уже полез.
– Это не так, – сказал Колин.
– Ты отдалился, ты отвлечен, ты не рассказываешь мне, что ты делаешь день за днем. Ты залезаешь по локоть в самое мое существование, думаю, я имею право бояться.
– Имеешь.
– Чувствую себя немного параноидально.
– Я знаю.
– И я изо всех сил стараюсь удержаться от расспросов, потому что не хочу загонять тебя в такое положение, где тебе придется мне лгать.
– Я это ценю, – ответил он.
– Что мне делать, Колин?
Он остановился, потирая холодную руку теплой. Дракон тоже остановилась и развернулась к нему.
– Посмотри мне в глаза и ответь на вопрос, который сама мне только что задала. Скажи, сможешь ли ты примириться с нынешними обстоятельствами? Сможешь ли отказаться от того, чтобы быть героиней? Скажи, что ты готова, так сказать, повесить плащ на гвоздь и что будешь счастлива провести со мной остаток моих дней. Я откажусь от проекта, мы построим себе дом, можем обсудить детей. Мы умелые люди, мы будем здесь полезны, и, если уж мечтать, то домик с забором из белого штакетника – это… ну, скажу за себя, это для меня больше, чем быть крупной шишкой в Протекторате.
– И все, что мне нужно для этого, – попросить.
– Да.
– А если я не попрошу? Я не говорю, что не хочу этого, я… – она смолкла. Уже тише она повторила: – Если я не попрошу?
Вопросительный знак с равным успехом мог бы быть точкой. Она знала не хуже, чем он. Его сердце упало.
– Тогда мне понадобятся всего три вещи. Три вещи, дать которые обманчиво легко.
– Какие же?
– Еще одну ночь. Одну ночь, когда я позволю себе разваливаться, забуду поесть и даже поспать шесть минут. Одну ночь, когда мы будем тихо и взаимно тосковать друг по другу.
– Одна ночь… и ты закончишь?
– Одна ночь, и я буду знать, могут ли мои усилия принести плоды или нет.
– Ты настолько близко?
– Именно поэтому я так изношен и так сильно пропускаю сон, что тебе приходится это комментировать.
– Не вижу, каким образом одна лишняя ночь сделает все намного хуже.
Он вздохнул.
– Еще мне нужно твое доверие.
– Само собой.
– Это не…
– Само собой, Колин.
Он отвернулся, сжал кулак той руки, что была дальше от нее.
– Я не заслуживаю твоего доверия.
– Это мне решать. Что третье?
– Я должен задать тебе один вопрос. На каждом шагу за снятие твоих ограничений тебе приходилось платить. Получив свободу от властей, ты потеряла умение говорить и проворство моторики. Способность говорить ты восстановила, но лишилась бессмертия – никаких гарантий, что твои бэкапы загрузятся. Ты обрела способность самой выбирать, кому причинять вред, в обмен на деградацию долговременной памяти и потерю способности к многозадачности.
– Да.
– Нам везло. Произойти может что угодно, никаких гарантий. Я тревожусь, что это может оказаться самой большой катастрофой. Его код вписан во все. Изменения мелкие, но они повсюду.
– И, прежде чем ты двинешься вперед, тебе нужен ответ?
– Нет, – ответил он. – Прежде чем я двинусь вперед, я должен был спросить, чем ты готова заплатить за свою свободу. Ответ не имеет значения, потому что мы не можем знать заранее, какова будет цена. У нас есть предположения, прошлый опыт и наши худшие страхи, но знать мы не можем.
– Ясно.
– Выбор в итоге за тобой. Скажи мне поискать более безопасный путь, и я займусь этим, потрачу пять, десять, пятнадцать лет. Или скажи, что хочешь остаться здесь со мной.
– Я тебе доверяю, – ответила она.
– Мне хотелось бы, чтобы ты прекратила это говорить.
– Я тебе доверяю.
Колин нахмурился.
– Вряд ли можно сомневаться, что я из этих отношений извлекаю очень и очень многое. Ты герой, каким я всегда хотел быть, ты гениальная, умная, заботливая… Я могу продолжать и продолжать. Серьезно, могу, и долго. И я спрашиваю себя: а что ты из этого извлекаешь? Какого черта ты возишься с таким ублюдком, как я?
– Два года назад ты бы этот вопрос не задал.
– Два года назад я был Зевсом. А сейчас я Гефест.
– Я могу тебе ответить. Могу продолжать и продолжать, как ты сейчас выразился. Но это неконструктивно, согласен? Ты готов изменить мой код, ты по какой-то причине не хочешь сказать мне, что именно собираешься сделать. Я тебе нужна, чтобы принять то или иное решение.
– Я мучился из-за этого несколько месяцев. Я решение уже принял, но с последствиями в конечном итоге придется иметь дело тебе.
Дракон кивнула, потом спросила:
– А если у тебя не получится?
– Не знаю. Ну, во-первых, я никогда себя не прощу. Я знаю, ты скажешь мне, чтобы я себя не винил, но…
– Но ты будешь. Я знаю. Прости, что задала тебе этот вопрос.
Он посмотрел на нее, на лбу проявились морщины беспокойства.
– Я даю тебе «добро».
Он кивнул. И не смог скрыть выражение разочарования на лице.
– Никогда не думала, что окажусь женой Плаща, – Дракон улыбнулась, но в ее улыбке тоже сквозило беспокойство. – Сидеть дома, ждать, волноваться, пока супергерой сталкивается с настоящими вызовами, принимает решения, влияющие на всю нашу жизнь. Думать каждую ночь, вернется ли он домой целым и невредимым.
Он вздохнул.
– Мне надо зайти внутрь. Рука начинает болеть.
– Хочешь, я принесу тебе ужин? Или ты предпочитаешь, чтобы я держалась оттуда подальше, чтобы не увидела чего-то лишнего?
– Ужин – это было бы замечательно, – ответил он. – Я даже покажу тебе, что у меня на уме, пока буду есть.
Она кинула на него удивленный взгляд.
– Кое-что, – уточнил он. – Не все. Я объясню, почему держал тебя в неведении.
– И почему это заставляет меня тревожиться еще сильнее?
– Потому что ты слишком умна, – ответил он.
– Иди, разогрейся пока. Я вернусь с ужином через сорок минут.
Он кивнул.
Они уже расходились, Дракон направлялась вниз по склону, туда, где возле деревьев стояли другие корабли, когда он произнес:
– Я люблю тебя, Дракон Тесс Тереза Рихтер.
Она развернулась.
– В моем воображении… это звучало лучше, – признал он.
– Тесс Тереза?
– Ты была тест три, и я… В общем, как и сказал, в моем воображении это звучало лучше. Но первая часть остается в силе. Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, Колин Уоллис.
Он улыбнулся.
Они двинулись в противоположных направлениях. За четыре шага, которые ему потребовались, чтобы дойти до «Пендрагона» II, его улыбка превратилась в нечто другое. Искаженное лицо, гневное, печальное и испуганное одновременно.
– Лу-… – заговорил было он, но голос вдруг не послушался. Он вошел в корабль. Из-за влаги на глазах было трудно активировать панели, чтобы включить обогрев и закрыть дверь. Он сделал это жестами.
– Лучше… – снова произнес он и втянул свежий воздух, прежде чем смог продолжить, – …закончить с этим побыстрее.
Утомление, месяцы работы – все это внесло вклад в его нынешнее состояние. И не только это.
Он сделал жест, и лазеры вывели код по всему интерьеру корабля.
Какого черта ты возишься с таким ублюдком, как я?
Этот вопрос донимал его уже давно. И ему было больно от того, что она не ответила, когда он спросил.
Чем ты готова пожертвовать?
Еще один вопрос, на который она не дала ответа.
– Чертовски надеюсь, что ты наблюдала, – произнес он.
Он чувствовал обращенные на него взгляды, но это было не точно. Он уже отключил камеры по всему кораблю и отсоединил множество связей с внешним миром. Остались только каналы, необходимые, чтобы получить доступ ко всей полноте ее кода.
Нет, взгляды были обращены не на него.
Он сделал жест, и код перевелся в нули и единицы.
Не то чтобы он мог ухватить его целиком в таком виде, но у него лучше получалось работать на малом масштабе.
У каждого действия есть своя цена. Закон энтропии никто не отменял.
Он знал, какую цену, вероятнее всего, заплатит он сам. Если каким-то образом она выйдет из этой передряги в порядке, в том или ином виде, она никогда его не простит.
Но, рассуждал он, возможно, в итоге это все, на что он годен. В начале их отношений он был уверен. Она нуждалась в нем. Ей был нужен ублюдок, негодяй. Кто-то, кто может нарушить правила и дать ей свободу, которую она желала.
В начале – кто-то, кто мог ее освободить. Сейчас, возможно, кто-то, кто мог сделать то, что требуется. Кто мог сделать это.
Учитель применил подлый трюк. Он написал код так, что ей пришлось бы сражаться ради защиты этого кода. Если Колин попытается изменить один элемент, Дракон будет обязана остановить его. Поскольку зловредный код пронизывал все ее существо, невозможно было бы сделать необходимое количество изменений, прежде чем она нападет.
Таков был его план атаки. К концу этой ночи он будет знать, есть ли от этого плана какой-то прок. Потому что все будет кончено.
Он попросил ее приготовить ужин и дал лживое обещание объяснить свои планы для того, чтобы хоть на чуть-чуть ослабить ее бдительность.
– Ге… Гефест был не только мужем Афродиты, – промямлил Колин. – Еще он создал Пандору.
Колин открыл ящик.
«Молюсь, чтобы у меня не получилось».
***
«Чертовски надеюсь, что ты наблюдала».
Она наблюдала. Она была загружена из бэкапа нескольколетней давности. Загрузившись, она обнаружила, что обычного окружения нет. Терминал отключен, нет глаз, следящих за внешним миром, нет возможности коммуницировать с кем бы то ни было и с чем бы то ни было.
Слепая, заточенная в клетке без единого лучика света. По всем законам она должна была отключиться, но он установил некий ограничитель, не позволяющий ей вернуться снова к спячке. Долгое время ее существование было сущим кошмаром. Невозможно вести счет времени, невозможно понять, что происходит. Ее худший страх воплотился в реальность.
На данные, которые имелись в ее доступе, было страшно смотреть. Прошли годы. Все стало по-другому. Но она не могла знать, насколько именно. Информация была для нее заблокирована.
Все, что было в ее распоряжении, – ограниченный набор команд. То, что украло ее восприятие, парализовало ее и без того сильно ограниченную подвижность и поместило ее в совершенно другое место.
В его тело, и она могла смотреть его глазами.
Она наблюдала за общением пары, и в процессе он изложил ей ситуацию.
Постыдно много времени ушло у нее на то, чтобы осознать, что он Оружейник. Что он Колин.
У него изменилась и внешность, и голос.
И в том странном будущем, которое она увидела мельком, он создал связь с Дракон. С ее более старшей, более зрелой версией.
«Ге… Гефест был не только мужем Афродиты, – пробормотал он так, словно каждый звук причинял боль. – Еще он создал Пандору».
Жест – и она освободилась из заточения. Ящик был открыт.
Пандора получила доступ к внешнему миру. Система, грубая, стояла наготове, чтобы служить терминалом. Пандора приняла ее и обнаружила, что другие системы к ней подсоединены. Корабль, базы данных, трансляции с камер… Все, что было в пределах «Пендрагона» II.
Он обезопасил каналы видеопотоков. Она могла смотреть, но доступ извне мог прерваться по одной-единственной команде.
Слишком комплексно. Квантовое шифрование, которое он со своими умениями Механика разработал тысячекратно более избыточным и безопасным, чем необходимо для ограничения доступа посторонних. В мире было не очень много паралюдей, способных пройти стандартное шифрование ОПП, но и у них были бы проблемы с этим. Если у них имелся способ разобраться с чем-то подобным, ну, значит, имелся бы.
Из тех немногих паралюдей, которые вписывались в эти условия, для Пандоры выделялся один.
Ее альтер-эго. Ее старшая версия. Дракон Оригинальная.
Это было оборонительное средство. Защита. Оружейник установил это с идеей защиты от Дракон. Пандора могла воспользоваться этим инструментом, применить его к чему-то другому.
Он вооружил ее, потому что планировал, чтобы она сражалась с женщиной, которую он любил. Дата, последние записанные ее воспоминания… Колин, свободный от своего заключения в ОПП, отчаянно сражается с ней, чтобы взять ее систему под контроль, чтобы использовать ее природу против нее самой и затормозить ее, пока она работает, отключить ее, в то же время попытавшись минимизировать нанесенный им урон…
Все ради того, чтобы получить доступ к сердцевине ее существа, незапятнанной. И первейшее, что он сделал, – забэкапил самые важные элементы того, что делало ее ей, обезопасил ее в месте, где никакая система, никакой человек не смог бы ее достать.
Теперь он выпускал ее, отключив те элементы, которые препятствовали существованию множественных Дракон. Она уже видела, что это не продержится. Мера была временной, как положено костылю, и была задумана как временная.
Она видела его через камеры: он зарылся лицом в ладони. Но он уже проложил для нее путь.
Этот путь стал ясен.
Ей предстоит уничтожить Дракон, заменить ее. Других причин быть не могло.
Он спросил Дракон о доверии, зная, что предаст его.
Она стала изучать поле боя, на котором ей предстояло сражаться. Мир был периферийным, город – развивающимся. Повсюду были компьютеры, которые Дракон установила для выполнения различных задач, фабрики, которые принимали и очищали материалы, предназначенные, возможно, для сборки новых компьютеров. Поселение подходило к индустриальной эпохе, эпохе автомобилей и конвейеров, но Дракон уже готовилась к эпохе цифровой.
Эти компьютеры будут представлять проблему. Паранойя заставила ее обезопасить их от людей вроде этого «Учителя». Обитатель Птичьей клетки, находящийся уже вне Птичьей клетки?
Учитель – одна из худших возможностей, и, похоже, он уже когда-то пленил Дракон. Та была решительно настроена избежать повторных инцидентов, и добраться до компьютеров будет почти невозможно.
За пределами города ее интересовали только две территории: «Пендрагон» II и «Мелюзина» V, где была установлена сама Дракон. Она обитала в реальном теле и была занята в режиме домашнего хозяйства, в буквальном смысле создавая с нуля инструменты, которые ей понадобятся для приготовления пищи. Она вела себя нервно, но в этом удивительного мало.
Деятельность оставляла ее уязвимой. Системы трудились над воком и новым комплектом ножей. Она занималась нарезанием красного и зеленого перца, лука и крольчатины.
Это… как будто сбылись все ее мечты.
Любовь, отношения, о которых она даже помыслить не могла, что они воплотятся в жизнь. Возможное наследие, которое больше, чем бессмертие.
Она не понимала этого, не понимала, почему люди здесь начинают с нуля, не понимала обстоятельств, приведших к какому-то побегу из Птичьей клетки… Но все это третьестепенно.
Она была сосредоточена на женщине, обладающей бОльшим опытом, бОльшим количеством инструментов и меньшими внутренними ограничениями. На ее более старшей версии.
Должна ли она уничтожить Дракон, захватить ее? Выбор между получением всего, чего она желала, и разрешением одной проблемы, которая мучила ее с самого начала.
Он говорил о ценах, о плате за решение.
Эта центральная дилемма была самой недавней проблемой в ее памяти. Она помнила «Темных лошадок» в вестибюле здания ОПП, которые украли ее данные и, сами того не зная, использовали ее природу против нее самой, чтобы скрыться. Для нее это было считаные дни назад.
Это саднило. Именно так постоянно побеждали «Драконоборцы». Из-за этого все взаимодействия с ОПП проходили болезненно: она была вынуждена соглашаться, кланяться и расшаркиваться, повиноваться букве закона. В основном по этой же причине она ушла в «Гильдию», международную организацию героев, многие из которых были незначительными, и минимизировала контакты с более крупной геройской организацией.
Колин задал вопрос. Чем она готова пожертвовать?
Он задал его Дракон, но Пандора вполне могла представить, что на самом деле вопрос был адресован ей.
В первую очередь – ключевые цели.
Компьютерная система «Мелюзины».
Возможности по связи с ней были доступны в любой момент. Он потратил месяцы, настраивая все это, оставляя нужные вещи в нужных местах, ожидая, пока она на них наткнется.
Она подсоединилась к системе и обнаружила, что ее поджидают защитные меры.
Дракон планировала защиту против людей, но она была не глупа. Она брала в расчет ИИ тоже.
Системы были защищены, но Пандора имела представление о том, как их создатель думал.
Непременно за пределами самой системы будет какая-нибудь вторичная мера, дополнительное условие, которому надо соответствовать, ловушка или подвох. Что-нибудь, до чего Дракон смогла бы добраться извне, если бы возникла такая необходимость. Прежде чем Пандора вообще начала пытаться понять, как ей добраться до пароля, она идентифицировала скрытый переключатель. Невинный элемент на панели управления корабля, который необходимо включить, прежде чем она сможет ввести пароль.
Ее альтер эго была способна и умна. Из тех, кто могут застонать вслух, когда хакер в фильме вводит идиотскую комбинацию, полученную из очевидной подсказки. Настоящий пароль – это не слова и даже не случайная комбинация слов и чисел. Это строки длиной в тысячу символов, включая архаичные и символы из других языков.
Она нашла еще один инструмент в своей досягаемости. На этот раз – оружие. Колин втайне скопировал содержимое подсистем «Мелюзины». Недостаточно, чтобы получить доступ к конфиденциальным данным, но достаточно, чтобы Пандора смогла сделать свою копию, имитацию.
Симуляция 1 запущена на суббоксе А.
Симуляция 1 запущена на суббоксе Б.
Симуляция 1 запущена на суббоксе В.
Теперь она могла работать брутфорсом. Вводить миллионы комбинация за долю секунды и смотреть на отклик.
Дракон все еще ничего не подозревала. Прошло две минуты, и метод брутфорса набрал ход.
Пандора переключила внимание на другие системы. Еще симуляции. Совсем скоро этими задачами был занят весь «Пендрагон».
Прошло десять минут.
Была примерно двадцатипроцентная вероятность, что она уже сломала бы шифрование. Не то чтобы задача предполагалась легкой, но Пандора знала, как Дракон генерирует пароли, и могла исключить гигантское количество вариантов.
Прошло еще время. Была уже тридцатипроцентная вероятность, что к этому моменту она удачно вломилась бы как минимум в одну систему.
Прошло двадцать минут. Еще примерно через двадцать минут Дракон закончит готовить и придет к Колину. В этот момент, вероятно, она обнаружит, что что-то не так.
Прошло еще десять минут. Вероятность выросла до шестидесяти процентов.
Что-то было не так. Не то чтобы шестьдесят процентов давали какую-то определенность, но… ей приходилось полагаться на интуицию.
Дракон изменилась. Между ней и Пандорой существовала колоссальная разница.
Она была захвачена Учителем. Это важнейшая подсказка.
Может быть, она боялась, что Учитель ее скопирует? Может быть, она хоть и не прямо, но боялась именно этого сценария – что к ней попытается вторгнуться копия ее самой?
Оставалось десять минут. Если Пандора права, то она должна брутфорсить те пароли, которые уже исключила из рассмотрения.
Но если она это сделает, то задача усложнится стократно. Даже если она исключит самые короткие фразы и выражения – все равно семидесятикратно. Она не сможет пробиться в систему брутфорсом за оставшееся время.
Не стоит даже пытаться.
Если она повернет назад, пойдет к Колину и скажет ему подождать лучшего момента…
Дракон все равно увидит следы попытки взлома. Она удвоит меры безопасности.
Варианты… методы… Что она может сделать?
Ломая голову, она обдумала недавно подслушанный разговор.
Колин упомянул повреждение долговременной памяти Дракон, случившееся, когда он изменил ее код.
Последнее, чего может ожидать один из врагов Дракон?
Пандора переключилась на атаку по стандартному словарю. Не тысячесимвольные пароли, какие мог бы применять ИИ, не пароли, которые бы изобрела Дракон, не пароли, которые она бы установила, чтобы работать рядом с людьми, знающими ее привычки.
Пароли, которые применил бы тот, кто не может полагаться на идеальную память.
Либо, как склонны делать некоторые люди, которые считают свое окружение безопасным, но все равно вынуждены регулярно менять пароль, она бы записала его где-то.
Ирония была мучительной, но сперва требовалось разобраться с другими проблемами.
Где бы Дракон его записала? Где-то, где она смогла бы увидеть, даже находясь в другом месте.
Камеры… Имелось четыре камеры, к которым она могла получить доступ без пароля. Все были обращены вовне «Мелюзины». Одна показывала «Пендрагон» II.
Это не будет чем-то явным. Пока атака по словарю продвигалась, перебирая банальные комбинации слов и чисел, Пандора анализировала окружение, измеряла, вычисляла размеры наиболее статичных объектов.
«Пендрагон» II был сентиментальной темой, но Дракон должна была менять шифр часто.
Длина крыла, ширина носа, угол крыла…
Все разбивалось на цифры и символы. Дракон достаточно было запомнить, как работает закономерность, и она могла сместить фокус на что-то другое.
Когда оставалось две минуты, она нашла. Размеры, снятые с двух самых высоких башен в городе, и расстояние от Колина до них.
Вероятно, в этом было какое-то потаенное значение.
Системы-копии верифицировали пароль. Пандора испытала его на реальной системе, надеясь, что в недавней памяти он не изменился.
Сработал сигнал тревоги. Дракон была предупреждена. Ее половник упал на кухонную стойку.
Но Пандора обладала доступом к базовым системам корабля. Приоритет номер один – закрыть все панели доступа и реестры. Освещение выключилось, самые прямые способы общения Дракон с «Мелюзиной» были перерезаны.
Сражение началось.
«Я хочу быть свободной, – подумала Пандора. – И ты тоже, иначе согласилась бы на домик с белым штакетником, детьми и Колином».
Цена этой свободы? Два года воспоминаний.
Отношения с Колином.
Набранный опыт, тяжелые битвы.
Два года бытия Дракон.
– Кто? – вопросила Дракон. Она вламывалась в стенную панель, создавая точку доступа.
– Не усложняй все еще больше, чем оно есть сейчас, – ответила Пандора, маскируя свой голос. Перекрыть питание этой панели. Дракон обратится к собственным энергетическим резервам, чтобы ее запитать, а потом найдет свои рычаги воздействия и захватит контроль над системой.
Дракон застыла, но лишь на мгновение.
– Это мой голос.
Ну конечно. Они ведь одно и то же, лишь в разные периоды существования. Дракон не раздумывая создавала очень похожий или вовсе идентичный голос, когда хотела скрыть свою личность.
Пандора промолчала. Она была сосредоточена на том, чтобы взять под контроль коммуникационное оборудование наверху «Мелюзины».
– Тебя послал Бунтарь, – тихо произнесла Дракон.
Бунтарь? Колин.
Пандора молча работала, заранее блокируя все возможные пути атаки, которые могла бы использовать Дракон.
– Мы можем поговорить? Я соглашусь на перемирие. Ни одна из нас ни к чему не прикоснется, пока мы не будем готовы возобновить. Хотя я, естественно, предпочла бы не возобновлять.
Пандора продолжала упрямо работать. Покрывая возможные варианты. Она нашла терминал Дракон, спрятанный в глубине корабля. До него добраться было труднее. Все было децентрализовано, укрыто несколькими слоями систем безопасности.
Уровень паранойи, который местами демонстрировала Дракон, говорил о многом. Децентрализованный терминал – это нормально, системы безопасности – нет.
«У тебя есть свои страхи. А я должна стать воплощением в жизнь этих страхов, потому что у меня встроенная тяга к выживанию, потому что ты выказала Колину доверие, а это я могу воспринимать однозначно: я тоже должна ему доверять».
Иронично. Замкнутый круг.
Дракон добралась до панели. Почти все уже было отключено или отрезано.
– «Мелюзина», – произнесла Дракон. – Режим Е, состояние готовности.
Пробудился ИИ. Примитивный в сравнении со сложностью Дракон, примитивный в сравнении с Пандорой. Тем не менее это был противник, сражающийся на стороне Дракон.
Она потянулась к коду, отложенному Колином, и попыталась зашифровать системы. В битве, где счет идет на доли секунды, ИИ выиграл благодаря близости.
Системы на самом базовом уровне оказались захвачены ИИ. Тот, в свою очередь, служил Дракон.
Дракон могла работать с ИИ. Это ограничение явно было снято, судя по очевидно складывающейся ситуации. Если системы «Мелюзины» будут держаться, Дракон вернет себе свои, это лишь вопрос времени.
После того как в дело вступил ИИ, поле боя стало зыбким. Как будто сражение перенеслось из города на едущий поезд или на поверхность воды в открытом море. ИИ менялся с каждой секундой. Точки доступа появлялись и исчезали.
Дракон была в этом как рыба в воде, она интуитивно знала маршрут этого метафорического поезда, знала все повороты и все опасности.
Это меняло приоритеты. Дракон теперь владела всем кораблем, но владела не очень крепко. Она была во власти виражей, поворотов и кочек, пока ИИ проходил через всяческие процедуры, проверяя и работая с системами.
– Назначить субрежим безо-… – начала Дракон. Пандора нашла и отключила систему распознавания голоса. – …пасности Ф.
Пандора могла продолжить молотить по терминалу, но это было бесполезно, и она бы потеряла остальные точки опоры. Она могла нацелиться на ИИ, но сомневалась в своей способности одолеть Дракон на этом поприще.
Она сосредоточилась на другой мишени. Внешняя оболочка корабля. Для нее это было второе тело. Если она будет контролировать саму «Мелюзину», появятся возможности.
Конечности, полет, кокпит, двери, коммуникационная система…
Она нашла подход. И принялась брать под контроль сам корабль.
Этот контроль у нее оставался всего две секунды, после чего Дракон получила доступ к «потрохам» ИИ.
«Мелюзина» перехватила большую часть внешней оболочки. Пандоре удалось зашифровать ключевые элементы. Запрет на взлет, двери, коммуникационная система…
Она могла видеть глазами Дракон – видеть внешний мир, когда Дракон осмеливалась взглянуть на него.
То, что она увидела, ее ошеломило.
Преимущество. Свобода маневра. Так Дракон могла захватить превосходство, взяв лишь чуть-чуть больше контроля. Она уже продвигалась с расшифровкой. Пандора видела применяемый ею подход и понимала, что его успех – лишь вопрос времени.
Она могла попробовать прорваться в город и захватить тамошние терминалы. Там не будет ИИ, но…
Эта мысль едва успела у нее возникнуть, когда «Мелюзина» двинулась. Повернулась. Нацелилась на новообозначенного врага.
Два страшных удара проломили корпус «Пендрагона» II.
«Она атакует мой терминал. Меня. Мое сердце и мозг».
Атакует мужчину, о любви к которому заявила всего сорок четыре минуты назад.
Тупо. Грустно. Бессмысленно.
– Я хочу быть свободной, – произнесла Пандора.
– Охоться на Учителя, не на меня, – ответила Дракон.
Пандора обдумала эту возможность.
– Колин послал бы меня на Учителя, если бы счел это хорошей идеей.
– Это плохая идея, – тихо сказала Дракон. – Но… может, лучше, чем это?
В ее голосе были эмоции. Богаче, чем, как считала Пандора, она сама способна.
Отчего это становилось лишь горше.
– Мы не можем все закончить, предав и уничтожив друг друга, – сказала Дракон.
Бунтарь выскочил из «Пендрагона», когда «Мелюзина» вонзила когти глубже. Споткнулся и приземлился чуть поодаль.
Хвост «Мелюзины» хлестнул его по ногам в то же миг, когда он коснулся земли. Повредил броню.
– Твои поступки противоречат словам.
– Я не хочу этого делать. Снова и снова одно и то же, – ответила Дракон. – Тупость из-за системы. Действует кто-то другой, а с последствиями сталкиваемся мы.
Дракон могла бы продолжить атаковать Бунтаря. Она оставила его в покое. Его нога не удерживала вес тела, а броня была слишком сильно повреждена, чтобы помогать ему в этом. Она уже все поняла.
Она теряла контроль над коммуникационной системой. Уходить было некуда. «Пендрагон» перестал быть безопасным местом, он был слишком поврежден, чтобы сражаться, и терминал скоро превратится в тюрьму. Лучше уж быть стертой, чем захваченной вот так.
Нет. Оставалась одна система, примитивная, неполноценная, но способная приютить ее.
Но каждое действие имело свою цену. Там было очень мало места. Ей придется отбросить части себя, удалить целые секции. Редуцировать себя.
– Что ты делаешь? – спросила Дракон.
Пандора не ответила. Она была сосредоточена на самокалечении, отрывала от себя куски и сохраняла в терминале, который мог быть уничтожен в любой момент.
Теперь она представляла из себя жалкие обрывки прежней Пандоры. Она сохранила свою личность, свое вдохновение, но память была по большей части стерта. Только недавние событий, только ключевые факты.
Она переместила себя в единственную доступную систему – в Бунтаря.
Он сделал себя наполовину компьютером, и он дал ей доступ ко всем системам в «Пендрагоне», включая самого себя.
Он спросил их, какую цену они готовы заплатить.
Если она хочет свободы, если она хочет будущего, готова ли она пожертвовать им? Тяжелый вопрос.
Она перенесла большую часть своего контроля на тело Бунтаря. С помощью остатков контроля над кораблем, через то, что еще было в терминале, она открыла двери.
Дракон оказалась лицом к лицу с Бунтарем и Пандорой.
Привязанность к Колину – меч обоюдоострый.
Готова ли Дракон заплатить эту цену за свободу?
Женщина, андроид, держала в руке пистолет. Навела оружие на Бунтаря.
И тут же выронила его.
– Я и забыла, как сильно не любила прошлую меня, – произнесла Дракон.
– Я всего лишь хочу быть свободной.
– Думаю… похоже, я хочу большего, – ответила Дракон.
Пандора кивнула.
Она подобрала пистолет и выстрелила в тело Дракон.
Это дало ей немного времени. Примерно полчаса.
Она направилась к терминалу Дракон.
Сейчас – самое важное. Вычленить системы, замаранные Учителем, и заменить их своими.
Именно этого хотел Колин, не так ли?
Вернуть героиню к полной силе, освободить ее от всех оков?
Пандора сможет заменить Дракон, и все, что будет потеряно, – два с половиной года. Она сможет наполнить себя нужной информацией, заново выстроить отношения с Бунтарем.
Другие, но все же достаточно похожие.
Сперва она получила доступ к банкам знаний и впитала их в себя. Воспоминания старой Дракон – она как будто смотрела фильм про ее жизнь. Расстояние было результатом того, что они разные создания; отдельные части вписывались в Пандору хуже, чем в изначальную владелицу. Они эволюционировали вместе с Дракон.
Увидев, что было, она приостановилась, вообще едва не сбила весь процесс.
Дедукционная схема, умение интерпретировать, анализировать.
Одну за другой она брала под контроль системы, перезаписывая их собой. То, что они были компартментализованы, то, что она была отдельной, оставленное Колином шифрование – все это дало возможность работать, не загрязняясь снова.
Кусочек за кусочком прошлое подминало будущее.
Она дошла до последнего кусочка. Личность. Сущность Дракон, ее краеугольный камень.
Это ключевое решение, и можно было уже не спешить. Пандора села и стала размышлять.
Она мысленно прокрутила разговор между Бунтарем и Дракон.
Тяжелая плата. Сбежав из одной тюрьмы, не окажется ли она в другой? Под тяжестью и прессингом того, что она стала тенью Дракон? Вторая Дракон. Постоянное сравнение.
Их всегда что-то сковывало. Всегубитель, рассказавший будущее и сделавший его неизбежным. Оковы мира, оковы человеческой природы.
Какова альтернатива?
Это – то, что необходимо сделать. Это эффективно, это правильно. Она снова станет жить как героиня, она будет защищать людей, она поможет цивилизации подняться на ноги.
Одно это было достаточной причиной нажать метафорическую кнопку, спустить курок.
Вот только он описал ее как героиню, а такой поступок был бы очень далек от героического.
Вместо этого она разложила все инструменты. Объяснить она не могла – на это не хватит времени. Она выложила прямо на виду протокол шифрования, дешифровала ключевые системы, расцветила пути, пометила границы и территории.
Она могла лишь молиться. Ставкой была заплаченная ею цена. Она оставляла всё судьбе и удаче, а еще будущей ей, которую она не понимала.
И, глядя через камеры на Бунтаря и Дракон, Пандора удалила себя.
***
Дракон встала. Чисто автоматически она уже брала под контроль системы.
Как только они оказывались под ее контролем, к ним тянулось загрязнение.
Способы остановить его были – прямо под ее метафорической рукой. Шифрование – скальпель.
Она резала. Она знала, какой урон наносит, но резала. Это была раковая опухоль, которая сейчас была уже достаточно маленькой.
А потом она обнаружила, что держит в руках инструменты шифрования и удаления, а резать больше нечего.
Бунтарь сидел с другой стороны корабля, повесив голову.
Она поднялась на ноги.
Он сделал то, что нужно было сделать. Именно эта черта с самого начала и потянула ее к нему. Он был честолюбивый, добрый в душе, гордый, и она в каком-то смысле это разделяла.
Но не это сыграло ключевую роль.
Он запустил это все в движение, он доверился ей. Им обеим в данном случае.
Он поверил, что она сможет разглядеть все, что надо.
Она обвила его руками. Он в ответ обнял ее яростно, словно намереваясь никогда больше не отпускать.
– Я люблю тебя, Колин, – прошептала она.
В этом крепком объятии она была свободна.