УЛЕЙ 5.8
Мне не хотелось оставлять Лабиринт, после того как она помогла перевернуть ход боя с Они Ли, но я не могла пользоваться помощью человека, который был неспособен со мной общаться.
Мы с Сукой и Солнечной Балериной сели на Брута, и тот снова направился к складу. Мои букашки тянулись следом.
– Мы должны драться с Луном, – проворчала Сука. – А не помогать фрику.
– Что? – переспросила Солнечная Балерина. – Почему мы не должны ему помогать?
– Сам виноват, что поранился, – огрызнулась Сука.
– А если бы ты была ранена? – вызывающе спросила Солнечная Балерина. – Ты хотела бы, чтобы мы тебя бросили?
– Ни хрена. Но и не удивилась бы.
– Мы ему помогаем, – твердо заявила я.
– Да? Вообще-то здесь я говорю этому толстячку, куда идти, – она похлопала Брута по шее.
Я могла бы заорать на нее – возможно, и следовало бы. Вместо этого я подалась вперед, прижавшись к ее спине, и тихо сказала ей на ухо:
– Если мы дадим ему умереть, думаешь, Разрывашка это так оставит? С нее станется в отместку ранить или убить Ябеду или Регента.
Сказав все, что хотела, я отодвинулась обратно и стала ждать, как Сука среагирует. Если моих слов окажется недостаточно, чтобы ее убедить (а я понятия не имела, окажется или нет), я была готова соскочить с Брута и попробовать спасти Тритоньера в одиночку.
Сука не ответила. Но и не повела нас вокруг здания или сквозь здание. Остановилась она возле лестницы, ведущей наверх, туда, где лежал Тритоньер.
Занимались они тут не проституцией и не работорговлей. Первый этаж склада был заставлен длинными столами, вдоль которых стояли стулья. На столах виднелись неглубокие коробки с брикетами или кучками белого порошка. Возле каждого рабочего места имелись разновсяческие инструменты: линейки, воронки, весы, мерные стаканчики и нонеймовые коробки с герметичными пластиковыми пакетами. Героин? Кокаин? Я не настолько хорошо разбиралась в наркотиках, чтобы понять. Центр помещения был более-менее чист – может, чтобы сюда могли въезжать машины.
Стало быть, «работники» были почти голыми для того, чтобы белый порошок не попадал на одежду. Или чтобы не дать им прикарманивать наркотики.
Здание содрогнулось, и я вспомнила, что вообще-то мы здесь по делу. Я что, сейчас рассеяннее обычного? Может, из-за контузии?
Сука была права – лестница и второй этаж (насколько я могла видеть) были слишком низкими для пса с наездником. Я соскочила с Брута, чуть пошатнувшись при приземлении, и побежала по лестнице, прыгая через ступеньку.
Тритоньер лежал в луже крови среди кучки бандюков – те лежали, ползли или извивались, не обращая на меня ни малейшего внимания.
Этого зрелища было достаточно, чтобы напомнить мне, как опасно притрагиваться к Тритоньеру. На мне были перчатки и леггинсы с подбитыми мягким материалом подошвами, но хватит ли этого? Шелк, который я использовала для костюма, был в целом водоотталкивающим, но сама ткань – достаточно пористой, и мысль, что одно прикосновение к крови Тритоньера может дать летальный передоз, пугала достаточно, чтобы мне не хотелось рисковать.
Я остановилась недалеко от лужи. У Тритоньера было ножевое ранение, которое начиналось под лопаткой и шло через бок – длиной с мое предплечье и достаточно глубокое, чтобы я не могла понять, насколько оно серьезное. Он дышал, но очень мелко, еле слышно. Я была рядом с ним, я могла, наклонившись, притронуться к нему – но ничего не могла поделать. Стоит мне коснуться его кожи, даже в перчатках, и, вероятно, я отправлюсь в галлюциногенную прогулку, барахтаясь на полу, как выброшенная на берег рыба.
Сука и Солнечная Балерина подошли и встали рядом со мной.
– Сука, пойди вниз, посмотри, что они там использовали при работе с наркотиками. Ищи резиновые перчатки, пищевую пленку, все такое. Если ничего не найдешь, загляни в ванную, пошарь под раковинами. Вряд ли там найдется аптечка первой помощи, но если найдется, то принеси.
Сука ничего не ответила, но все же пошла вниз. На всякий случай, как только мои букашки добрались до здания, я послала летающих прошерстить комнаты, чтобы помочь мне искать средства первой помощи, а заодно следить за Сукой и вообще всеми помещениями.
– Что будем делать? – спросила Солнечная Балерина.
– Ты остаешься с ним. Говори с ним, может, он тебе ответит. Я проверю там, – я указала на офис в конце коридора. Прямо перед входом в стене зияла дыра, а на полу лежала груда обломков – результат прыжка Иуды, когда он влетел сюда прямо сквозь стену, чтобы зажать Они Ли.
У меня осталось смутное воспоминание о том, что ощущали мои насекомые, когда в первый раз проникли в здание и проверяли комнаты. Я тогда была сосредоточена в основном на людях и возможных ловушках, но все-таки вспомнила, что там был офис, что в офисе был письменный стол и отгороженный шторкой закуток с кроватью. Может, кровать была нужна, чтобы типы, которые здесь всем заправляли, могли по очереди спать (но при этом кто-то следил за обстановкой постоянно). А может, она предназначалась для полураздетых «работников» – чтобы ими можно было пользоваться или чтобы было куда положить тех, кто нечаянно словил передоз во время работы.
Войдя в офис, я убедилась, что мои предположения насчет наличия кровати верны. Я принялась снимать сильно запятнанное постельное белье.
Странно ли, что это место пугало меня вдесятеро сильнее, чем то, что меня едва не пришил Они Ли? Наркотики всегда внушали мне ужас. В одной из первых моих поездок на автобусе – мне тогда было лет пять или шесть – я увидела торчка, который слетел с нарезки и устроил такой тарарам, что водителю пришлось остановить автобус и ссадить его. То впечатление осталось у меня в голове на всю жизнь: даже от одной мысли, что рядом со мной есть человек, который наширялся, меня охватывало беспокойство.
И не только это. В начальной и средней школе несколько моих одноклассников просто-напросто исчезли, оставив лишь слухи и намеки от других одноклассников и учителей, что тут не обошлось без наркотиков. То ли эти ребята сами влипали, то ли родители или братья втягивали их настолько, что человек уже не мог ходить в школу. Хрен редьки не слаще. Практически с самого начала я воспринимала наркотики как черную дыру полного песца, которая проглатывала всякого, кто подсаживался.
И все равно люди этим занимались. Это дело было распространенным и настолько прибыльным, что в Броктон-Бее, где без работы сидело полнаселения, АПП требовалась машинка для счета денег в этом конкретном офисе. Настолько прибыльным, что здесь был открытый сейф со стопками банкнот.
Моим букашкам сейчас делать было особо нечего, поэтому я отправила их собирать деньги. Всего через пару секунд после того, как эта мысль возникла у меня в голове, туча тараканов, сороконожек, мокриц и муравьев заползла в эти стопки и принялась скидывать деньги со стола и затаскивать в бумажные пакеты. Мухи и осы собирались на купюрах, пытающихся улететь куда-нибудь не туда, и возвращали их на нужный курс. Это было неидеально, слегка неуклюже, но все-таки меня застало врасплох то, что они смогли так скоординировать свою работу без конкретных приказов с моей стороны.
Я не должна была позволять себе отвлекаться. Я вполне могла поставить букашек на автопилот, чтобы они доделали работу, пока я занимаюсь более важными вещами. Убрав простыни, я обнаружила под ними клеенку. Такими пользуются, когда маленькие дети мочатся в кровать. Возможно, и когда это делают обдолбанные наркоманы, тоже. Верхняя сторона клеенки выглядела отвратно, но привередничать было некогда. Я стянула ее с матраса, скатала и поспешила обратно в коридор.
– Помоги мне, – велела я Солнечной Балерине. С ее помощью я расстелила клеенку (нижней стороной вверх) в ногах у Тритоньера. К этому времени как раз вернулась Сука.
– Нашла две пары пластиковых перчаток и несколько резиновых под раковиной, – сообщила она. – Аптечку первой помощи тоже, но она какая-то легкая.
– Открой ее, – сказала я, надевая пару пластиковых перчаток. Натягивать их поверх обычных перчаток было неудобно, но я справилась. Солнечная Балерина просто сняла перчатки костюма и надела пластиковые вместо них. Я заметила, что у нее белая, даже бледная кожа. – Скажи, что там внутри, быстро.
– Пластыри, бинты, термометр, английские булавки, спирт, мыло…
– Иголки, нитки? – спросила я.
– Нет.
– Марлевые салфетки? Широкие бинты?
– Нет.
В пластиковых перчатках мы с Балериной сумели перевалить Тритоньера на клеенку. Балерина, как только выпустила клеенку, вздрогнула и потянулась к плечу, но остановилась, не дотронувшись до него.
Я повернулась к Суке.
– Сука, иди вниз. Люди там были голые, и мои букашки говорят, что их одежда в комнате под нами. Найди мне их сумочки, чем больше и быстрее, тем лучше.
На этот раз она не двинулась с места. Стояла и сверлила меня сердитым взглядом.
– Блин, иди уже! – заорала я. Сука посмотрела на меня испепеляюще и ушла.
– Бинты слишком маленькие, – сказала Солнечная Балерина, пока я пыталась уместить на клеенке скользкий от крови хвост Тритоньера.
– Смочи их спиртом и очисти рану от крови. Потом сухими бинтами осуши края раны, чтобы пластырь лег. Не бойся залезть в саму рану, просто действуй помягче.
Она кивнула и принялась за работу. Я взяла пластырь и начала с ним колупаться. В двух парах перчаток у меня не получалось подцепить кончик. Тогда я схватила нож и с помощью его острия справилась. Отмотав пластырь, я начала стягивать края раны и заклеивать их пластырем крест-накрест.
Мне оставалось лишь надеяться, что я все делаю правильно. Месяц курсов первой помощи по выходным к этому меня не подготовил.
Явилась Сука с сумочками и чуть ли не запустила ими в меня. Можно было бы разозлиться, но Тритоньер не позволял. Я принялась вываливать содержимое сумочек на пол и копаться в нем. Ручки, кошельки, наушники, книги, тампоны, фотографии, квитанции, еще квитанции, мелочь, ключи, снова квитанции…
– Что ты ищешь? – поинтересовалась Солнечная Балерина.
В третьей сумочке нашлось то, что мне было нужно. Гигиенические прокладки. Я достала одну из обертки, прижала к ране и начала приклеивать пластырем. Балерина, не дожидаясь указания, взяла вторую и тоже раскрыла обертку, чтобы я могла сразу взять.
– Стерильная, абсорбирующая, покрывает больше, чем бинт, – ответила я на ее вопрос. – Если он выживет, возможно, его товарищи будут над ним ржать, но это лучше, чем ничего.
– Ты не заклеила ее полностью, – указала Солнечная Балерина.
– Только с трех сторон, – согласилась я. – Чтобы рана могла дышать.
Я очень смутно помнила инструкции по этой части. Оставалось только надеяться, что я права.
Если я облажаюсь здесь, какое у меня будет право именовать себя начинающей героиней?
Когда я перетянула рану настолько, насколько смогла, мы втроем подняли Тритоньера за углы клеенки. У Суки была ранена рука, у Балерины – плечо, так что они обе взялись со стороны головы, а я со стороны ног. Мучительно медленно мы снесли его вниз по лестнице и осторожно (насколько это было вообще возможно с телом, которое весило в полтора раза больше, чем каждая из нас) взгромоздили на холку Брута.
Все вокруг сотряслось, так что у нас аж кости захрустели, и вся наша работа едва не пошла насмарку. Брут от удара чуть не потерял равновесие, и, уверена, я бы непременно упала, если бы в тот момент не цеплялась за него.
Стену пробила рука в перчатке – такой же толщины, как моя рука в длину. Потом здание содрогнулось, еще одна рука проломила кирпичную кладку в двадцати футах от первой. Пальцы вцепились в стену и выдрали весь этот кусок.
– Давай! – крикнула я Суке. – Вези его к остальным! Позвони Ябеде, возьми телефон того врача для Плащей, чтобы тот залатал всех, кого нужно!
Она заколебалась, раскрыла рот, чтобы что-то возразить.
Я проорала еще громче:
– И бросай сейчас свою херь!
Раздался грохот – это выдранный кусок стены был с силой брошен на землю.
Секунду спустя несколько членов АПП отступили сквозь эту дыру внутрь склада, ища укрытие от великанш. Увидев нас, они остановились, держа оружие наготове, но не наводя на нас.
Следом за бандюками вошел Лун. Он был больше, чем я когда-либо видела, футов пятнадцати ростом, и его покрывала в несколько слоев чешуя, из-за которой он и на человека-то походил с трудом. Из плеч его торчали костеобразные выросты – до меня вдруг дошло, что это зачатки крыльев. Маска с него уже свалилась, и черты лица тоже исказились при трансформации. Форма черепа и само лицо были ближе к кошачьим, чем к человеческим, нос и рот сменились единым Х-образным отверстием, из которого во все стороны торчали острые зубы.
Я вполне понимала, почему обычно он ходит в маске.
– Сука, – пробормотала я. – Если ты не уедешь сейчас, вряд ли у тебя будет еще один шанс.
– Но…
– Чего ты хочешь больше? Драться здесь и сейчас, или чтобы у Разрывашки и других команд не было повода прикопаться к нашим товарищам?
Я увидела, что она колеблется. За одно то, что ей понадобилось об этом думать… ее стоило бы ударить.
Вошел Кайзер – спокойно, неспешно. Лун бросился было на него, но остановился как раз вовремя, чтобы не налететь на узкий стальной клинок, который вырвался из земли, целясь ему в сердце. Не уверена, что клинок пробил бы чешую, но на месте Луна тоже не рискнула бы выяснять это экспериментально.
Фенья и Менья уменьшились в размерах настолько, чтобы пролезть в дыру, которую сами же сделали, потом, как только получили достаточно пространства, снова стали расти. Успокоились они на росте футов в восемнадцать – двадцать. Фенья держала в руках меч и круглый щит, Менья – копье. Или наоборот, черт их знает.
Краем глаза я увидела, как Сука взобралась на Брута и понеслась в сторону снайперской команды и Лабиринт; запакованный Тритоньер неподвижно лежал перед ней. Иуда и Анжелика остались неподалеку от нас с Солнечной Балериной. Их тела были напряжены, головы опущены; псы сердито смотрели на новоприбывших.
Лун развернулся, чтобы оглядеть комнату. Его люди выстроились вокруг него свободным кольцом. Взгляд Луна опустился на меня.
– Ыыы, – пророкотал он. Его речь была искажена изменившейся формой рта, но догадаться, что он только что произнес, было несложно. «Ты».