ЯД 29.6
– Шелкопряда, – произнесла Манжета. Ее голос прозвучал так тихо, что Сатир не должен был бы услышать.
Я повернула к ней голову, давая понять, что услышала. Сатир, похоже, думал о чем-то своем, сидя на стуле и выскребая что-то из бороздки на золотом поясе. Засохшую кровь?
– Ты опять делаешь эту свою психованную кукловодщину, – сказала Манжета.
– Какую еще психованную кукловодщину?
– Когда ты говоришь с другими кукловодами и кто-то из вас что-то опускает, а другой знает, о чем речь, даже не спрашивая. Кто такой «он»?
– Сайон, – ответил Сатир.
– Ты что, меня слышал? – удивилась Манжета. Затем после паузы переспросила: – Сайон?
Я пояснила:
– Леонид, помимо прочего, способен до определенной дальности слышать все. Все – это значит совсем все, независимо от преград, мешающих или отвлекающих шумов и громкости.
– Я слышу ваше сердцебиение, – сказал Леонид. Это был поджарый парень лет двадцати с чем-то, щеголяющий длинными золотыми волосами и маской с львиными мотивами. Его торс был облачен в черное обтягивающее трико без рукавов, ноги – в свободные штаны. Кисти и ступни были закрыты навороченными на вид перчатками и ботинками, заканчивающимися агрессивными шестидюймовыми когтями. Не совсем то, что он носил в бытность членом вегасского Протектората. Переведя взгляд с Манжеты на Чертовку, он добавил: – Я слышу, как твое сердцебиение учащается, когда ты смотришь на некоторых людей.
– Сатир может рассказать тебе, что он уже пробовал подход с охмурением с помощью своих копий, – сообщила я ему.
Леонид под маской ухмыльнулся.
– Сатир это делал, чтобы вас отвлечь. Я не такой. Я из активных. Это все равно что фокусник, который показывает одну руку – действия, стиль, взмахи, всё чтобы привлечь ваше внимание… а другая рука, – он указал на Сатира, – выполняет сам трюк. Не хочу вас огорошивать этим открытием, но я всегда искренен в своих поступках.
– Но по сути-то ты просто кобель, – сказала Чертовка.
– Чертовка, – произнесла я предостерегающим тоном.
Леонид лишь ухмыльнулся. Бутонка же прокашлялась.
– Ты же из Вегаса, верно? Хоть ты и одеваешься по-женски, это еще не значит, что…
– Сатир, – перебила я Чертовку. – Ты думаешь, что Сайон здесь. Он что, внизу с Доктором?
– Он вошел через те же врата, что и мы, – ответил Сатир. – Полагаю, он где-то наверху. «Котел» всегда сильно тревожило, что Сайон может явиться через один из их порталов.
– Почему?
– Их план Б, план В, даже планы Г, Д и Е, если бы все прошло нормально, осуществлялись бы отсюда, из этого центра. Возможно, есть шанс один на миллион, что какой-нибудь из этих планов сработает. Если не сработают, возможно, они дадут время остальным из нас, и кто-нибудь еще найдет решение. Или хотя бы подберется близко, и «Котел» воспользуется оставшимся временем, чтобы усовершенствовать подход и идею.
– Заключенные, все те люди наверху… – произнесла Манжета и смолкла.
– План Б. А также план Г, если учитывать и более неестественных девиантов. Вот только Сайон сейчас здесь, и он здесь сейчас. Все планы будут запущены разом, и получится не более чем суп из алфавита. И вишенка на торте – создатель этих планов вне досягаемости.
Я взглянула на сплошную металлическую стену.
– Манжета?
Манжета сосредоточилась на барьере.
– Я и отсюда вижу. Там много металла. Не знаю, как они это сделали. Один сплошной кусище.
– Они это сделали с помощью способностей, – ответил Сатир. – Колонна, и в самой середине – бункер. Когда они туда ушли, то повернули рычажок, и вся структура ухнула вниз на две тысячи пятьсот футов, и в результате между нами и ими вся верхняя часть колонны.
Бутонка пожала плечами.
– Мы могли бы без проблем справиться с компьютером, с замком, даже с сейфовой дверью. Но не с этим. План был в том, чтобы дождаться, когда группа на той стороне этого заведения проберется через сталь или в обход стали, но кто-то дал Хранительнице суперсмертельный нож механикова производства, и вот…
– Это была я, – призналась я. – Хранительница ни при чем.
– Ах вот как, – сказал Сатир. – Во всем есть и хорошая и плохая сторона. Нам будет легче взять ту группу под контроль, раз ее лидеры мертвы. И поменьше будут шансы, что они выбьют доброго Доктора прежде, чем мы перекинемся словцом… но прогресс будет медленнее, а у нас не так уж много времени.
В каком-то смысле я испытала облегчение от того, что он, похоже, не собирался шуметь на этот счет. Он послал Шипа и Никту, чтобы те не давали другим препятствовать инфильтрации его группы, но явно был способен признать, что его план не без дефекта.
Какую-то частицу меня это грызло, хоть я и знала, что это лицемерно. Я не хотела, чтобы он был способен принимать такие вещи как должное. Я не хотела, чтобы недостаток коммуникации, конфликтующие планы и межгрупповые проблемы были нормой, когда ставки так высоки. Сатир был из тех, кто процветают потому, что предвидят это все.
Возможно, и я из таких.
Сатир взглянул на стену слева от себя.
– Оставшиеся «Иррегуляры» и их команда копателей только что подошли к колонне с той стороны. Если мы поднимемся на один этаж, то сможем пройти к другой лестнице, спуститься и нанести им визит. С учетом того, что их арьергард… ненадежен, вряд ли у нас будут проблемы с тем, чтобы взять ситуацию под контроль.
– Если пойдем сейчас и будем двигаться быстро, доберемся туда через восемь минут, – добавила Бутонка.
– Мой спец по деталям, – пояснил Сатир. – Веришь, нет?
Я ответила сухим тоном:
– Почему-то я не удивлена.
Детали – стихия Бутонки. На взгляд и не скажешь – ярко-розовые волосы с зелеными корнями и костюм из металлических «листьев», мало что оставляющий на откуп воображению. Ее философия в отношении костюма – полная противоположность моей. Но Бутонка не боец; даже больше не боец, чем я. Ей требуется пара минут, чтобы создать «бутон». Затем, через заданное время или при ударе о поверхность, этот бутон распускается в сложную кристаллиновую структуру. Структуры эти ограничены в размерах (не больше фута в поперечнике), но обладают богатым потенциалом по части примитивных применений на молекулярном уровне. Как правило, они имеют форму цветов, но могут связываться с поверхностями, поджигать то, к чему прикасаются, гасить химические реакции или просто мешать работе механиковых устройств.
Подростком Бутонка выступала в роли ходячей отмычки в бандах злодеев-грабителей, создавая ключи или фальшивые карты доступа с клонированными магнитными полосками, причем с разной степенью неуспешности. Лишь вступив в команду Вегаса, она нашла людей, способных планировать, предвидеть и действовать совместно, и это позволило ее способности действительно засиять.
Эта способность работала лишь благодаря ее вторичной способности, а вторичная способность послужила главной причиной, почему Бутонка так хорошо вписалась в команду Вегаса. Повышенная чувствительность и умение анализировать тонкие детали. Она подмечала мелочи. Любые мелочи.
Сатир откинулся назад, потом резко подался вперед и встал на ноги, не помогая себе руками.
– Полагаю, вы идете.
– Да, – кивнула я, мысленно добавив: «Хотя бы затем, чтобы убедиться, что ты ничего не отколешь». – Чем больше нас против Сайона, тем лучше.
– Сколько против него тел, не имеет значения, – возразил Сатир, зашагав во главе нашей группы. – Один человек, десять, тысяча – особой разницы нет.
Кстати о телах… Где, черт побери, Сайон? До нас не доносилось ни звука.
Сатир врал?
Нет. Не стыкуется. Ни с его аурой поражения, ни с обстоятельствами, ни со словами Ябеды… Эти типы хорошо умеют притворяться, но не настолько хорошо.
Я сменила тему.
– Могу я поинтересоваться, где герои? Гуляка, Экзальт и Доминант?
– С Никтой и Шипом, – ответил Сатир. – Скорее всего, закамуфлированы под камень или под выступ в стене пещеры. Выброс ударил их оглушающей атакой в полную силу. Они должны быть до сих пор в отключке.
– Ясно, – кивнула я, стараясь не показывать свое удивление. Мы же прошли совсем рядом с захваченными героями. Но это была не самая большая проблема. Самая большая – это Выброс. Он не был стильным или привлекательным, как остальные, носил монотонную, безликую маску с единственным «глазом» на уровне бровей, щеголял бритой налысо головой. На бронесекциях его костюма были огоньки, медленно переключающиеся с одного цвета на другой, словно безвкусный тюнинг на машине. Он был неприметный, когда не в бою. В бою же огни ярко горели, мускулы бугрились, от него исходил шум, шок и трепет.
Выброс не был Механиком; его сила поддерживалась телекинезом – это означало, что когда он поднимал над головой машину, то делал это больше своим сознанием, чем руками. Его сила и крепость росли вместе с численностью аудитории и ее реакции на происходящее. Вторичная его способность позволяла ему воздействовать на противников, питаясь теми же реакциями, которые поднимали его силу на новый уровень, из-за чего те оказывались оглушены, медленнее реагировали, медленнее вставали на ноги. Формально это был чистый пример того, о чем говорил Леонид, – одна рука отвлекает, другая осуществляет трюк.
Но, как видно по Бутонке, у вегасских Плащей нечто вроде фишки – иметь вторичные способности, дающие им реальную силу. А может, это Сатиру свойственно поощрять фокус на вторичных способностях или их развитие. В досье не было ничего про долговременное применение способности Выброса, как Сатир сейчас описал. Должно быть, эту карту он держал в рукаве, когда не занимался чем-то втихаря с другими вегасскими Плащами.
Я припомнила несколько других докладов и событий, которые не вполне стыковались. Вегасские Плащи задним числом проводили проверки на наркотики и ничего не обнаруживали. Они проверили, не осталось ли каких-то созданий Бутонки, и опять-таки ничего не нашли. Но если дело было в Выбросе… если из-за него люди оставались с амнезией, повреждениями мозга и даже смертью мозга, то у меня появилась уйма причин тревожиться за героев Протектората, которых мы оставили.
И причина нам самим держаться настороже. Надо было только понять, как Выброс мог бы проделать все это так скрытно, при том что его способность завязана на прямоту и явственность.
Возможно, дубликаты Сатира? Копии считаются за толпу?
Надо это держать в уме… и проинформировать сокомандников, причем так, чтобы Леонид не узнал.
Я покосилась на лидера наемников Вегаса, подметила, как спокойно он поднимается по лестнице. Похоже, он не беспокоится ни о чем. Ни о нас, ни о Сайоне, ни о бунте наверху. Была ли я сама такой же на его месте? Почти желая вытолкнуть его из зоны комфорта, я произнесла:
– Я ожидала, что ты спросишь о своих сокомандниках.
– О Шипе и Никте? Они могут о себе позаботиться. Если вы сделали с ними что-то кошмарное, мое знание об этом никак не поможет нас здесь и сейчас. Но позже я, конечно, отомщу.
– Логично, – сказала я, подумав: «Не подействовало».
Я позволила Сатиру вести наш объединенный отряд и задавать темп. Он через своих дубликатов приглядывал за группой противника, плюс Бутонка передавала ему информацию с помощью тайного языка жестов, принятого в их компании. Это должно было сработать: если бы мы пришли слишком рано, то прервали бы «Иррегуляров» до того, как они пробили бы стальной барьер. Если бы мы пришли поздно, существовал бы риск, что Доктор будет уже мертва.
Пока что я с удовольствием предоставила вегасцам работать с этим аспектом плана, а сама сосредоточилась на выжидании и подготовке к неизбежному удару в спину. Их нынешнее поведение просто-напросто не вязалось с тем, как они раньше пытались скрывать свои действия. Я знала, кто они, я видела досье с описаниями целых цепочек преступлений, и я не желала верить, что они сейчас играют с нами честно.
Поэтому я наблюдала за ними, а Бутонка наблюдала за мной, потому что ее способность идеально подходила, чтобы следить, чем занимается мой рой.
– Он мне не нравится, – прошептала Рэйчел мне на ухо.
Чертовка придвинулась к нам, чтобы вступить в разговор.
– Ты же в курсе, что Леонид слышит все, что говорится в определенной области вокруг него? Нет смысла шептать, – сказала она таким тоном, будто сама узнала об этом не только что.
– Он мне не нравится, – повторила Рэйчел на полной громкости.
– Я не это имела в виду, – произнесла Чертовка чуточку растерянно.
– Он задается, слишком много болтает и ведет себя так, как Ябеда, которая пытается делать вид, что она не в отвратительном настроении, – продолжила Рэйчел.
– Нечасто кому-то удается лишить меня дара речи, – сказал Сатир. – Могу заверить, что практически всем я нравлюсь, когда они узнают меня получше.
– Всем нравятся засранцы-манипуляторы, когда они получают шанс манипулировать, – заметила Рэйчел.
– Могу ли я распространить это на присутствующую здесь Шелкопряду и предположить, что это и к ней относится?
– Можешь попытаться, – ответила Рэйчел. – Но тогда я напущу на тебя собак.
– Так, ладно, – вмешалась я. – Достаточно.
Рэйчел посмотрела на меня сердито.
– Скользкий тип, – пробурчал Лун. – Я когда-то работал с человеком, который говорил как этот, но то был действительно человек слова. Не сексапильность, не…
– Скрытность? – предложила Чертовка. – Скандальность? Стиль? Софистика?
Где она берет все эти слова?
Лун лишь одарил Чертовку злым взглядом.
– Хоть Сатир, возможно, и не человек слова, – сказала я, – но Сайон сейчас наверху, и у нас частично общие цели, так что мы союзники или настолько близки к союзникам, насколько это возможно. Никаких ссор.
Рэйчел расслабилась, как будто повернула ментальный переключатель. Она дважды щелкнула пальцами, привлекая внимание псов, потом, оставив руку сбоку от тела, сделала жест открытой ладонью к полу.
Псы расслабились так же, как она только что.
Я покосилась на Сатира; тот пожал плечами и беззаботным тоном произнес:
– Похоже, для моего эго сегодня не лучший день.
Он не носил брони на торсе, и я видела линии его плеч и груди. Возможно, сейчас он был чуточку менее расслаблен, чем Рэйчел?
Возможно, он чувствовал себя не в своей тарелке рядом с человеком, который с легкостью отмахнулся от всех попыток манипуляции и ответил на них не сдерживаемой агрессией? Если так, это, пожалуй, очко в нашу пользу.
Мы дошли до четвертого этажа. Я осталась стоять, приглядывая сверху на предмет неприятностей, а другие пошли вперед. Я видела, что Канарейка сама не своя, в то время как Теневую Охотницу прочитать было невозможно – она в призрачном состоянии прошла через стену рядом с дверью. Манжета и Лун были напряжены, словно предчувствуя драку, но достаточно уверены в себе, чтобы идти впереди остальных. Голем, Рэйчел и Чертовка, похоже, были в своей стихии; они чуть задержались, когда Плащи Вегаса прошли мимо.
– Ты знаешь, что делаешь? – прошептал Голем, приостановившись рядом со мной.
– В основном, – кивнула я. – Держите ухо востро.
– От Сайона?
– От них, – ответила я. – И да, я знаю, что Леонид меня слышит. И знаю, что Сатир и остальные получают донесения от Леонида. Но у них тут есть второстепенные цели, и за ними стоит присматривать на случай, если они попробуют что-нибудь отколоть. Даже если они знают, что мы знаем, что они что-нибудь пробуют.
Вокруг закивали.
Четыре копии Хранительницы появились перед нами, когда мы шли по четвертому этажу. Они двигали головами чуть в рассинхрон друг с другом. Лишь когда третья и четвертая двинули головами, я осознала, как именно они это делали – задирая их и глядя вверх.
– Я знаю, дорогая, – произнес Сатир. – Насколько близко?
Они не ответили – просто исчезли. Сначала одна пара, потом другая.
– Второй подземный этаж, – сказал Сатир. – Сайон продвигается вниз не спеша.
– Почему? – спросила я. Тут было слишком спокойно. – Если бы Сайон захотел, он бы прорвался вмиг.
Сатир держался естественно, пока мы шли через четвертый этаж. Камеры здесь были упрочнены в несколько слоев, стояли поодиночке, а в разделявшем их пустом пространстве вполне мог бы развернуться крупнотоннажный грузовик. Лампы, служившие единственным источником освещения, были сфокусированы на камерах, оставляя пространство между ними во тьме. Связных букашек у меня не было, а без них я не дотягивалась до дальнего края. Пожалуй, где-то треть мили в поперечнике, а высота потолка пятнадцать футов.
Огни мигали яростнее, чем наверху или на лестницах, но эти камеры, похоже, запитывались от какого-то резервного источника. Лампы мигали, выключались, снова включались, но в тускло-красном свете, после чего восстанавливалось обычное питание. Три состояния сменяли друг друга без какого-либо ритма и видимой причины.
– Почему? – повторил Сатир мой вопрос. Я вновь переключила внимание на него. – Почему, как ты считаешь, он не торопится?
– Это не помогает, – сказала я.
– Простейшие рассуждения. Что у нас тут в избытке?
– Плащи? – предположил Голем.
– Плащи? Да. Но Плащи были и на других полях сражений. Вполне возможно, что он задерживается потому, что разрывает их всех на кусочки, но… надолго ли? Нет. Что еще в избытке? Или, перефразируя получше, какого особого рода Плащи здесь в избытке, а на поле боя нет?
– У меня ощущение, что ты уже знаешь ответ, – сказала я.
Сатир кивнул: шлем, украшенный козлиными рогами, опустился и вновь поднялся. Свет погас, потом на миг зажегся красный.
– Пятьдесят третьи, – ответил на его вопрос Голем.
– Вооот, – произнес Сатир. – И, если тебе интересно, ты можешь копнуть глубже. Почему? Сайон же предположительно источник всех способностей, верно? Тогда что есть девианты для него? Если мы видим в них искаженных людей, то он видит в них…
– Искаженные способности? – ответила Манжета. – Или… чем там еще они для него могут быть. Искаженные потомки?
– Что-то мерзкое, – Теневая Охотница заговорила впервые с того времени, когда мы разделились, чтобы выбраться из камеры. – Поломанное, неправильное, гнусное. Поврежденное. И ни один родитель не хочет принять, что его дети получились неидеальными.
Сфера, которую Чертовка держала под мышкой, слегка дернулась.
– Уау, – протянула Манжета. – Не слишком ли мощное обобщение?
– Скажи мне, что я неправа, – ответила ей Теневая Охотница. Кинула взгляд на Сатира. – Я права. «Котел» создал этих девиантов как нечто вроде психологического оружия.
– Отчасти, несомненно, да, – сказал Сатир, и я услышала в его голосе нотку одобрения. – Психологическое оружие… Теневая Охотница, так тебя зовут?
Та кивнула.
– Да, я о тебе слышал. Есть и другие факторы. Известно, что жертвы иногда распространяют свой запах вокруг себя, чтобы сбить с толку хищников.
– Мне нравится эта аналогия, – произнесла Теневая Охотница.
– Угу-угу, – кивнул Сатир как ни в чем не бывало. – И «Котел» использует этих девиантов как особенно сильный источник нашего метафорического «запаха». Он расселяет их по тому миру, где он наиболее активен, и, когда Сайон занимает этот мир, он не может вынюхать «Котел». Конечно, это работает только в том случае, когда девиант не собирается привлекать к себе излишнего внимания. Либо они по натуре спокойны и склонны к одиночеству, либо настолько опасны, что сами себя элиминируют.
Мой взгляд переместился к сфере, которую несла Чертовка. Я была склонна думать, что ее обитательница попадает во вторую категорию.
– Звучит разумно, – сказала я, глядя на Теневую Охотницу. Она сейчас играла на Сатира. Я уже сделала себе зарубку следить за этим, но тут они даже не притворялись.
Они, блин, говорили об этом дерьме прямым текстом, без намека на жалость. Что, скорее всего, их устраивало, потому что в итоге сработало. Они нашли крючок, подход, возможно, разыграли как-то более тонко, а может, просто взяли и сделали напрямую.
И все это было контролируемо, все управляемо, удерживалось на достаточно низком уровне, чтобы я не могла предъявить им претензии, не выглядя так, будто не желаю сотрудничать. Это само по себе было не страшно, но ставило нас в уязвимое положение. Я не хотела оказаться в эпицентре стычки, если и когда Сайон внезапно заявится.
– По сообщениям, Плащи «Котла» вызывают у Сайона определенные реакции. Пауза, краткий сбой в ритме, даже, по словам некоторых, отвращение. Сильные Плащи «Котла» достигают лучших результатов, девианты – еще лучших… И если эффект масштабируется так, как предполагает «Котел», то экстремальные девианты достигнут еще более грандиозных результатов, и при этом их способности, возможно, окажут на него какое-то воздействие.
– Это выглядит очень разумно, – сказала я. – Возможно, они в самом деле служат дымовой завесой. Однако в этой теории есть дыра.
– Есть, – согласился Сатир.
– Он мог бы стереть их всех одним ударом, – произнес Голем, первым сложивший два и два. – Мог бы расстрелять их, а потом расстрелять и дверь, если бы захотел.
– В точности, – кивнул Сатир.
– Тебе известно, почему он так не делает? – спросила я.
– Догадки, не более, – ответил Сатир. – Хм. Они только что придумали, как объединить свои способности. Пробиваются через колонну быстрее, чем я ожидал. Нам не нужно бежать, но, пожалуй, стоит слегка поторопиться.
Мы прибавили ходу.
– Он на третьем этаже, – добавил Сатир. – На этаж выше нас.
– Откуда ты знаешь? – поинтересовалась Теневая Охотница.
– Хранительница. Мы с ней впервые пересеклись, когда моя группа выполняла кое-какие поручения доброго Доктора. Думаю, я ей даже нравлюсь.
Я Хранительницу не заметила; впрочем, я не была уверена, что почувствовала бы ее, если бы она появилась на достаточно короткое время.
– А что на третьем этаже? – спросила Бутонка. – Я там ни разу не была.
– Те, кто с именами. Плащи, которых они сочли достаточно интересными, чтобы оставить при себе и исследовать. Их осталось немного. Думаю, «Котел» стал уделять им меньше внимания, чтобы сосредоточиться на других вещах.
«Их осталось немного». То есть не очень много народу между нами и Сайоном.
Если группа Сатира не вешает нам лапшу на уши. Сейчас я была менее уверена, чем раньше.
Предположительно, над нами Сайон. А под нами кто?
– Кто с Доктором? – обратилась я к Сатиру.
– Спроси ее, – он указал на Чертовку.
Я кинула взгляд на Чертовку; та пожала плечами.
– В шаре, – уточнил Сатир. – Там на дне кнопка. Если ее нажать, можно вращать полусферы. Против часовой стрелки, пожалуйста. По часовой его откроет, а я пока не хочу умирать.
Чертовка глянула на меня.
– Давай, – сказала я.
Она повернула сферу.
– Наконец-то. Свежий воздух, – произнесла девушка внутри. У нее был тихий голос. Такой голос я бы ассоциировала с застенчивой библиотекаршей на вечеринке или с гиперопекаемой дочкой священника в компании парней.
– Света, это ты? – спросила я. – Мы встречались на нефтяной платформе.
– Также известна как Гаррота, – сказал Сатир. – ОПП не замочил ее всего по одной причине: ее довольно трудно замочить. У нее впечатляющий список жертв.
– Не говори так.
– Она была в составе изначального отряда вторжения, – продолжил Сатир, игнорируя ее слова. – Они атаковали Доктора, чем и запустили весь этот бардак.
– Я слышала все, что вы говорили, – заявила девушка. Лишь когда она произнесла самое длинное слово, «говорили», я заметила хрипотцу в ее голосе. Должно быть, одна из причин, почему она до сих пор молчала.
– Кто с Доктором? – спросила я. Вторая лестничная клетка уже показалась на глаза.
– Когда все полетело к чертям, защищать ее от остальных стали только Сплав, я, Кирпич, Добрый Великан и еще шестеро. От меня пользы было мало…
Она смолкла. Прошла секунда.
– Нам нужно чуточку больше информации, – сказал Сатир.
– Мне больно, – произнесла она, и я уловила в ее голосе жалобную нотку. Она говорила скорее как Канарейка, чем как Теневая Охотница. Не как убийца.
– Терпи, – отрезал Сатир. – Сайон на подходе, и мы должны знать, во что сейчас придем.
– Кирпич размазал по стене парня по имени Блеск, эмм… Там был провидец, проводник, раненый, Доктор. Кирпич, Магнаат, Мунстро, они прорвались внутрь. Остальных заблокировали на лестнице. Эмм… там был парень в очках и пять подростков, которые на него были очень похожи, но без очков. Вполне обычные на вид. Александрия…
– Хм, – вырвалось у Сатира. Он поднял голову.
В этот же момент свет в очередной раз потух.
Резервное питание не включилось.
Я ощутила, как мои сокомандники, Теневая Охотница, Канарейка и Лун смыкают ряды.
– Шелкопряда? – спросил Сатир.
Он разделился надвое. Медленный, текучий процесс: на нем набух выступ, потом отделился, потом на нем стали формироваться черты. Руки и ноги появились довольно быстро, детали следом, однако у нового Сатира не было шлема. Впрочем, его внешние контуры быстро приняли вид костюма оригинального Сатира.
– Если ты продолжишь в том же духе, мне придется атаковать, – сообщила я.
– Что он делает? – спросила Канарейка. В ее голосе была нотка паники.
– Разделяется надвое, – ответила я, мысленно заклиная Канарейку, чтобы до нее дошло. Сатир снова вспучился, явно готовясь создать еще одного двойника. Я обратилась к нему: – Сатир, я должна переформулировать. Если ты закончишь создавать эту копию, я тебя атакую.
– Раз начав, он не может остановиться, – сообщила Бутонка. – Недостаток его способности.
– Я в это не верю, – ответила я. – Так что либо тебе надо быть поубедительнее, либо я неправа, и тогда Сатиру надо научиться отменять копирование на ходу в ближайшие пять секунд.
Выпячивание прекратило отращивать всяческие структуры и начало уходить в Сатира.
– Нам надо поговорить, Шелкопряда, – произнес Сатир, все еще искаженный, так как масса пока что не закончила уходить в него.
Чертовка сказала:
– Почему всегда нужно говорить с Шелкопрядой? Никогда «Нам надо поговорить, Рэйчел».
– Заткнись, идиотка, – прорычал Сатир. – Сейчас некогда валять дурака.
– «Идиотка»? «Валять дурака»?
– Чего тебе, Сатир? – спросила я.
– Я должен поинтересоваться твоими целями.
– А. Ничего такого замороченного. Спасти доктора, получить ответы, остановить Сайона.
Я нашла под лестницей нож, висящий на нитях, которые я привязала ко всему, что оказалось поблизости. Послала рой забрать его. Мы ничего не видели, но и Бутонка, по идее, тоже.
– Мне всегда было трудно доверять тем, у кого нет низменных мотивов, – сказал Сатир. – Здесь и сейчас я страшно хочу, чтобы они у тебя были.
– Ну извини, – ответила я. – На случай если ты не заметил, многие из нас прямолинейны и откровенны. Наши цели ровно те, какими кажутся. Я правда хотела бы, чтобы ты мог нам доверять.
– А я хотел бы, чтобы не мог, – сказал он. – Забавно, как это работает.
Я почувствовала, как Выброс сдвигается немного влево. Бутонка держала руку чашечкой, словно готовясь бросить одну из своих штук. Я собрала рой и почувствовала, как она склонила голову чуть набок.
Вслушивается?
Сколько шума могут создавать три десятка букашек? Вернее, сколько шума в слышимом диапазоне могут создавать три десятка букашек?
Нет. Это не имело смысла. Бутонка чувствовала детали, даже не прилагая усилий.
Несомненно, она притворялась. Отвлекала меня, чтобы кто-то другой смог отколоть что-то еще.
Леонид был абсолютно неподвижен, явно фокусируясь на разнообразных звуках. На сердцебиении и дыхании, на скрипах, издаваемых нашими мускулами и суставами. Вот за кем предполагалось наблюдать. Он же сам сказал. Он – рука, которая привлекает внимание, чтобы другие могли устраивать трюки.
Что отнюдь не делало его менее угрожающим.
Его вторичные способности – детекция звука и манипулирование звуком: он мог подправлять звуки так, чтобы они были громче, вплоть до двух раз, или, наоборот, абсолютно неслышимыми. Это давало ему уровни в категориях Странника и Мыслителя.
Его третичная способность – способность Мобиля.
– Не делай этого, Сатир. Это безумие, – произнесла я.
– Твое присутствие здесь ломает все, Шелкопряда. Слишком велика угроза, что ты согласишься с нами, что у нас окажутся одни и те же цели касательно Доктора.
Вдалеке раздался взрыв, по всему комплексу прошла дрожь.
– А каковы твои мотивы? – поинтересовалась я. – Ты хочешь ей помочь или навредить?
– Да, – ответил Сатир.
– Это не ответ. По-моему, ты говорил, что у нас нет времени.
– У нас его нет, – согласился он.
– Сатир, я не знаю, что происходит, но ты так долго играл в трюки и интриги, что уже забыл, как ходить по прямой.
– О, я помню, – заверил он. – Мы помним.
– Стало быть, ты собираешься просто тут стоять и кидать в нас пустые угрозы, пока Сайон не атакует? Это не может быть правильно. Ты свихнулся. Твоя способность как-то воздействует на твою голову…
– Ты все не так поняла. Способности из бутылки – они влияют на твое тело. Мелочи, но ты их замечаешь. Хех, при моем последнем разговоре лицом к лицу с Притворщиком он поднял эту тему, пошутил…
– Время, – напомнила я.
– А, ну да. Это вы, естественные триггеры, слегка больные на голову. Разве не так, мисс Линдт?
У меня сердце выскочило из груди. Я закрыла глаза.
– Ага, – тихо отозвалась Рэйчел.
Я стиснула зубы.
– Так и есть, – продолжила она чуть громче.
– Теневая Охотница. Ты тоже, веришь или нет. Я видел твое досье. Твое поведение не на сто процентов твое собственное.
– Херь.
– Я работал с людьми похуже. Могу указать тебе направление.
– Честно? После всего говна, которое ты тут устраиваешь? Ты говоришь как псих.
– В этом отношении я согласна с Теневой Охотницей, – сообщила я ему. – Поверь моим словам: это плохой признак.
– Если мы собираемся это разрешить, придется поторопиться, – сказал Сатир.
– Ты продолжаешь делать одно и то же, – заметила я. – Говоришь нам, как мало у нас времени, потом тянешь резину. Загоняешь нас в угол?
Еще один сухой полусмешок.
– Сатир, ты ведешь себя бессмысленно.
Он лишь издал очередной короткий смешок.
– Ты хочешь, чтобы мы дрались с вами. Чтобы остановили вас.
– Возможно, это было бы к лучшему, – ответил он.
– Нет, не к лучшему. Нам нужна помощь, мы не можем отвлекаться на…
– Хватит, – прорычал Лун.
– Нет… – среагировала я, но было поздно.
Вокруг его когтей вспыхнуло пламя.
Оно осветило и нас, и все вокруг.
В этом свете Бутонка увидела мой нож, находящийся сбоку. Я не планировала им атаковать, но хотела иметь его при себе, прежде чем мы спустимся. Бутонка швырнула в него один из своих бутонов. Заточила его в кристалл. Нож упал на пол возле одной из камер, рядом с лампой.
Леонид закричал на удвоенной громкости, и это был пугающий крик, разносящийся эхом по всей зоне, и каждое следующее эхо звучало ниже предыдущего.
Не то чтобы ему было это нужно, чтобы достичь своей цели. С каждым эхом его крика часть его тела переставала существовать.
И одновременно возникала позади нашей группы.
Канарейка начала нервно петь, но Леонид возник позади нее. Две секунды на телепорт.
Рэйчел подняла руки ко рту, чтобы свистнуть. Звук не прозвучал.
Я обернулась и открыла рот в попытке крикнуть, но Леонид заглушил нас всех.
Взамен крика я указала рукой, однако Канарейка не поняла, что я имела в виду.
Рэйчел не могла привлечь внимание псов командами и свистками.
Леонид потянулся когтистой рукой к горлу Канарейки…
…и Рэйчел вцепилась ему в запястья. Сама же Канарейка даже не подозревала ни о чем, пока кто-то из них в борьбе не пнул ее по лодыжке.
Теневая Охотница и Лун атаковали двух оставшихся вегасских Плащей. Выброс заслонил собой Бутонку.
Благодаря какому-то невидимому сигналу или отработанному маневру он пригнулся ровно в тот момент, когда она швырнула в нападающих бутоны.
Один раскрылся в воздухе и попал в Теневую Охотницу, несмотря на ее призрачное состояние. Она упала.
Второй угодил в Луна. Щупальца футовой длины протянулись от его правой груди к правой руке, связывая их между собой.
Выброс ударил связанного Луна. Возможно, он был недостаточно силен, чтобы что-то сделать Луну в норме, но наглость самого поступка и наша реакция на это придала ему немалую силу.
Сатир произвел нового клона за рекордно короткое время, а первый атаковал меня.
Я наслала на него букашек. На нее. Моего двойника. Лишенного, правда, моих способностей.
Она была сильной. Крепкой. Она приблизилась ко мне с легкостью человека, привычного к бегу.
Тогда я перевела букашек на оригинального Сатира. Голая грудь, отверстия для глаз в шлеме… Я атаковала и Бутонку, и Леонида, и всех остальных, у кого была открытая кожа.
Рука Голема отбросила в сторону моего клона. Манжета атаковала того, которого Сатир создал только что.
Даже на этой стадии я понимала, что бой неравный. Сатир же сам откровенно признал, что его команда в схватке нашей не соперник.
Канарейка осторожно наступила Леониду на правую руку. Псы Рэйчел взялись за ноги. Он закричал, и этот крик не был заглушен.
Он начал выключаться из пространства и заново включаться рядом с Сатиром. Поднялся на ноги.
Мы превосходили их числом, обладали лучшими боевыми способностями. Исход не вызывал сомнений.
Тем безумнее выглядел маневр Чертовки.
Она встала в самом центре схватки и подняла сферу над головой.
Повернула, затем повернула обратно.
Звуки вокруг нас возобновились – Леонид отключил эффект тишины.
– Не надо, не надо, не надо, – просил голос.
Это была Света внутри шара.
– Всем стоять на местах, – приказала Чертовка. – Если кто ко мне сунется, открою шар.
– Не надо, пожалуйста, не надо!
– Почему? – спросила я, не сводя глаз с Сатира. С настоящего Сатира.
– Меня бы устроило выжидать. Прокрастинировать, пока не выйдет время. Но тут явились вы.
– Сатир…
– В конечном итоге это во имя любви. Самый мелочный из всех мотивов. Высокомерие, жадность, даже месть… все это благороднее, поверь мне. Я шел всеми этими дорогами. Но любовь? Она искажает все остальное. Заставляет делать ошибочные шаги, совершать иррациональные поступки, в первую очередь лишает терпения. Мы не могли отправиться вниз, не получив своего отмщения, не пав жертвами собственной жадности и высокомерия. Поэтому я был готов ждать. Сидеть и все откладывать, говорить себе, что у нас недостаточно сил, что мы не в том количестве, чтобы разбить группу на лестнице. Ждать, пока не станет слишком поздно.
– Ты был готов умереть? – спросила Теневая Охотница. Ее голос прозвучал оскорбленно.
– Лучше так, чем быть тем, кто спустит курок и выбросит наши последние надежды, – ответил Сатир. – Чертовка, можешь положить этот шарик.
Чертовка поколебалась, потом опустила сферу. И заперла ее, оставив открытыми лишь воздухозаборники, чтобы Света могла говорить.
– Не понимаю, – произнесла я.
– Скорее всего, и не поймешь. Если тебе повезет. Я все высказал вслух, так что ложь уже не стоит того. Вы можете идти. Мы остаемся.
– Ваши гребаные психологические игры. Вы собираетесь ударить нас в…
– Шелкопряда, – оборвал он меня, и в его голосе не было притворства. Никакого шутливого тона, ни намека на насмешку. Искренность. – Идите. Они уже почти пробились.
– Он прав, Рой, – прорычал Лун. – Я его слышу.
Лун смотрел туда, откуда мы пришли.
Сайон – здесь. На этом этаже. Мне показалось, что я увидела золотое сияние, но это, возможно, искорки в глазах после взгляда на Луна с горящими руками.
Если мы пойдем, путей для отхода уже не будет. Никаких выходов.
Это было так же безумно, как все, что делал Сатир. Все рациональное требовало идти вверх, найти путь к порталу, надеяться, что Сайон все еще полуслеп, все еще сдерживается.
Но я развернулась и побежала к лестнице с Пятьдесят третьими, прочь от Сайона.
Я бежала так быстро, что не могла тратить дыхалку на слова.
Поэтому заговорила роем.
– Если хотите уйти, идите наверх.
Дала им выход.
Я слышала остальных позади меня на разных расстояниях. Своим роем я ощущала группу Сатира. Они стояли на месте, в то время как Сайон приближался.
«Не понимаю».
Другие следовали за мной.
– Если пойдете со мной, обратного пути не будет. Это даже не микрошанс, это надежда, что, может быть, мы что-то сможем сделать. Шанс, погребенный в шансе.
Мы наткнулись на группу, прокладывавшую себе путь сквозь сталь. Человек-крот, рядом девушка, «экстремальный девиант», словно весь состоящий из лазеров, а на концах – окаменевшие части человеческого тела.
И рядом другие, мертвые. Клоны Сатира наводнили это место, брутально убив нескольких копающих Плащей. Там, где клоны погибали, они иссыхали.
Сайон был у нас на хвосте, и мы не могли позволить себе тратить время на сражения.
Лун, Теневая Охотница и Рэйчел напали на тех, кто остался. Арбалетный болт в череп лазерной девушке, псы атаковали человека-крота. Когти и огонь Луна помогли с обоими.
Не спрашивая меня, Манжета прыгнула в дыру. Чертовка за ней.
Мы проходили туда один за другим.
Золотое сияние вспыхнуло в громадном помещении, которое мы только что покинули. Ни грохота, ни разрушений, ничего такого.
Но я могла предположить, что там произошло.
Хоть и не понимала этого.
Голем перекрывал путь позади нас, в то время как остальные прыгали вниз. Лун, Канарейка, затем Рэйчел и ее псы. Бетонные руки перегородили дорогу, а две руки покрупнее высунулись из колонны и сплелись пальцами, образовав решетку.
Против Сайона все это не продержится и несколько секунд, но лучше так, чем ничего.
Нас осталось трое. Голем, уже готовый спускаться, я, приглядывающая за тылом, и Теневая Охотница.
Наши глаза встретились.
Она метнулась и исчезла в стене.
Я прыгнула, Голем сразу за мной.