НАБРОСОК 3
Ты хочешь стать взрослым? Или не хочешь?
… И то, и другое.
И то, и другое?
Ребенком быть неудобно… но взрослые отвратительны.
Отвратительны?
Зависит от человека. Если стану таким взрослым, каких люблю, то хотел бы, и побыстрее.
Ха-ха. Однако, видишь ли, в том, чтобы быть взрослым, нет ничего хорошего. Разве не так?
Хочу вернуться. Снова в детские времена.
Почему?
…
Почему ты хочешь вернуться в детство? …Потому что хочешь вспомнить что-то, да? Что же?
Ну, это…
1
Июнь прошел, наступил июль… Лето идет к середине, самые разные вещи меняются самым разным образом, но у «меня» посреди всего этого никаких изменений нет.
Сохраняя свою неестественную, нестабильную «сущность» призрака, я наполовину остаюсь в «этом мире» и время от времени без всякой регулярности являюсь.
В Приозерном особняке или его окрестностях.
В доме семьи Хирацка или рядом с ним
Иногда я являлся и в других местах, не из этого списка. На тропке вдоль морского берега в дождливый день, возле заброшенного синтоистского храма, у которого я даже названия не знаю…
Однако эти мои появления никто не замечал. Ни один человек.
Почему же, черт возьми, я оказался в таком состоянии?
К этому времени у меня уже появилось ощущение, что я знаю ответ. До убежденности оно еще не доросло, но мне кажется, что все так и есть.
Не думаю, что это может быть из-за того, что я испытываю к кому-то враждебность, или что я сожалею о каком-то незавершенном деле, или что я привязан к чему-то. Пусть я и «призрак с амнезией», но, если бы в основе были столь сильные чувства, наверное, я бы хоть чуть-чуть это осознавал. …И тем не менее.
Особой враждебности я ни к кому не испытывал.
Какие у меня могут быть незавершенные дела, я понятия не имею… по-моему.
Единственное, что есть, это пронизывающее меня всего глубокое, но какое-то ускользающее чувство «печали»…
…Вот почему.
Причина, предположительно, в том, что я «остался не оплакан».
Несмотря на то, что я умер, эта смерть осталась не признана людьми, прощальной церемонии и правильного погребения не было. Более того, где после смерти находится мое тело (= труп), неизвестно даже мне, его хозяину. …Вот из-за этого кошмарно абсурдного положения дел я, видимо, и продолжаю оставаться в таком состоянии.
Если так…
2
Даже если, явившись где-то, я пытаюсь с кем-то в этом месте вступить в контакт, мое существование никто не ощущает. Может, и есть люди, которые замечают некие «признаки», но я не уверен.
У призраков тоже бывает всякое. …Ну, так говорят, да?
Если бы, допустим, я был «мстительным духом», одержимым сильной враждебностью, то, возможно, вселился бы в объект своей враждебности и попытался бы его убить. Подобного рода призраки, вероятно, легко обнаружить = легко быть очевидцем их деятельности. …Вот какие бессмысленные вещи были у меня на уме.
Я, скорее всего, изначально призрак иного рода. Меня никто не ощущает, никто не замечает. Не говоря уже о том, что я не могу ни вселяться в кого-то, ни убивать кого-то. …Когда бы и где бы я ни явился, для людей я остаюсь «несуществующим».
Мне не оставалось ничего иного, кроме как принять этот факт… Когда июль вошел в свои права, во мне начало расползаться чувство обреченности.
К примеру, я думал о том, чтобы попытаться привлечь внимание людей, устроив какую-то сумятицу по типу так называемого полтергейста. Однако даже если я так сделаю, то вряд ли мне удастся сообщить то, что я хочу сообщить (Тэруя Сакаки умер, стал призраком и сейчас находится здесь!). При мысли, что, возможно, мои шалости вызовут лишь смятение, мне стало неловко. По отношению к Со и Мирей, это само собой, но и по отношению к Цкихо и Сюдзи, которые, похоже, пытаются скрыть мою смерть…
Сейчас я могу лишь одно.
Единственное, что имеет смысл попытаться сделать. Это…
Искать свое тело?
Мертвое тело, принадлежащее мне, вечером третьего мая лишившемуся жизни в «гостином зале» Приозерного особняка. Никем не оплаканное и, я уверен, не погребенное как должно – мое тело.
Где оно сейчас? В каком оно состоянии? …Хотя бы это узнать, и то было бы хорошо.
Если я это узнаю, сам посмотрю на это тело, лично смогу прочувствовать «смерть» как категорическую «форму»…
Если я это сделаю, то, возможно…
Возможно, я освобожусь от своего нынешнего «существования».
3
После того как я принял это решение…
Каждый раз, когда являлся, я принимался искать свое тело.
Я не думал, что оно может быть в доме семьи Хирацка или где-то поблизости. С другой стороны, шансы, что оно в Приозерном особняке или его окрестностях, довольно высоки.
Держа это в голове, я пытался внимательно смотреть по сторонам всякий раз, когда где-либо являлся.
В первую очередь – все места в доме.
Комната за комнатой, как на первом этаже, так и на втором. И чердак, и подвал. Разумеется, и ванная, и туалет, и кладовая, и буфет, и разнообразные шкафы. Возможность тех или иных физических действий зависела от времени и ситуации, и был предел интенсивности этих действий, но двери, выдвижные ящики и тому подобное я мог открывать и закрывать без труда.
Несколько комнат на втором этаже были заперты, но для меня, не обладающего физическим телом, это проблемой не стало. Достаточно было подумать, что надо войти, и я входил. Я поднялся на чердак и спустился в подвал. Заглянул в старый, никогда не использовавшийся камин. …Но.
В итоге нигде внутри особняка свое тело я не обнаружил…
Дальше я проверил гараж, расположенный рядом с домом.
С тех пор, как я стал призраком, заходить в этот гараж я не пытался. Очень старая на вид одноэтажная деревянная «хижина», которую я при жизни использовал и как гараж, и как сарай для хранения инструментов.
Машина по-прежнему была там.
Белый микроавтобус, по виду которого не скажешь, что за ним хорошо ухаживают. Ни мотоцикла, ни велосипеда у меня не было. Из-за травмированной левой ноги я ездил только на четырехколесных средствах передвижения.
Машина была заперта, однако ключ лежал там же, в гараже, на стеллаже для всяких мелочей. Точно так же, как и при моей жизни.
Водительское сиденье, пассажирское, заднее, багажник… Где бы ни искал, моего тела там не было.
Заглянул под машину, обшарил сам гараж. Но и там ничего не отыскал.
В доме ничего.
Значит, где-то снаружи? …Если так, то область поиска расширяется бесконечно.
Передний двор и задний двор. Окружающий лес. Озеро. И земля вокруг, и вода – возможно и это. Если пройти через лес, там будет море. От этой мысли у меня опустились руки.
Ничего, что можно было бы назвать зацепкой.
Короче говоря, все сводится к вопросу: «Что произошло после смерти Тэруи Сакаки вечером третьего мая?» Однако для того самого Тэруи Сакаки = меня, даже превратившегося в призрака, это оставалось неизвестно – совершенно абсурдная ситуация. Потому что и перед, и после смерти мою память, словно густой туман, продолжало окутывать «ничто»…
Я повторяю вопросы.
Изначально – почему я умер?
И что произошло после моей смерти?
Вопросы так и остаются вопросами, более того, мои возможности крайне ограничены. Для начала надо расширить область поиска вокруг Приозерного особняка…
С другой стороны, есть у меня и такое настроение: «Ну, спешить-то мне особо некуда».
Потому что тот факт, что я мертв, уже не изменить в любом случае.
Мое нынешнее положение никак не назовешь приятным, но, предположим, я нашел свое тело – что тогда со мной будет? Уверенности у меня нет. Есть туманные предположения, но хочу ли я этого на самом деле? Снова и снова думаю об этом и как-то не очень знаю ответ…
…Но.
– Когда человек умирает, он… может где-то воссоединиться со всеми? Мне вот так кажется.
Мм… вот как?
Когда-то я сам произнес эти слова в разговоре с кем-то.
– А «все» – это кто?
Когда мне задали этот вопрос, я, кажется, ответил так:
– Все, кто умерли раньше.
…И тем не менее.
Тем не менее я сейчас хоть и мертв, но все равно существую в одиночестве. В таком неестественном, нестабильном, безысходном состоянии.
Продолжать существовать в таком виде бесконечно я не хочу. Знаю, что где-то во мне живет и это чувство.
4
Июль приближался к середине, когда в моем присутствии вновь зазвонил телефон в «гостином зале».
«Сакаки? Ээй! Тебя там нет, что ли?»
После сигнала автоответчика из динамика раздался мужской голос, который я помню.
«Это я, Арай. Тебя что, все время там нет? Предыдущее сообщение не слышал?»
Слышал я его, два месяца назад… но.
Его тон намекал: «Я с тех пор еще несколько раз звонил, но…» Тогда, два месяца назад, он, кажется, сказал, что хочет посоветоваться о чем-то.
«Может, ты свалил в какое-нибудь долгое путешествие? Тогда у меня проблемы… Мобилы-то у тебя нет. Надеюсь, хотя бы SOS от старого друга ты сможешь как-то поймать…»
Хоть ты и просишь… Извини, ничего не могу сделать. И потом, в своем нынешнем состоянии я даже лица этого «старого друга» толком не помню.
«Конечно, SOS – это громко сказано, но, в общем, в тот раз я хотел, чтоб ты меня выручил. В конце концов, ну, мы же в Северъёми вместе через много чего прошли… правда?»
Хм, подумал я.
В Северъёми через много чего прошли?
«Северъёми» – это, видимо, «Северный Ёми». Так сокращенно называют Северную среднюю школу Йомиямы. Одиннадцать лет назад я какое-то время учился там в классе 3-3…
Арай – мой тогдашний одноклассник?
Товарищ по классу 3-3… в тот год… в Северном Ёми?
«В общем, это, если услышишь, свяжись со мной. Пожалуйста, Сакаки-тян».
Звонок прервался, а я тут же направился в кабинет на втором этаже.
Старый друг Арай… То ли «новый колодец», то ли «природный колодец» – даже сейчас я не мог вспомнить. Неужели, подумал я.
Та фотография на столе в кабинете… «памятное фото», сделанное в летние каникулы 1987 года. Неужели один из людей на том фото – это он и есть?
5
Началось все, говорят, в 1972.
Двадцать шесть лет назад от сегодняшнего времени, пятнадцать лет назад от того времени, когда я сам учился в классе 3-3 средней школы.
В начале того года в классе 3-3 Северного Ёми умер ученик, которого звали Мисаки. Этот человек пользовался популярностью, его все любили. Все в классе не хотели признавать его внезапную смерть…
«Мисаки не умер. Он жив, он в классе, вон он», – начали делать вид все ученики. И учителя вместе с ними. И, похоже, продолжали делать вид до выпускной церемонии.
В таком виде, насколько я помню, я рассказывал эту историю Со.
После выпускной церемонии произошло нечто странное. Все вернулись в класс и сделали совместное фото, и на нем, говорят, оказался тот самый Мисаки, которого там быть никак не могло.
– Фото с привидением? – насколько я помню, спросил Со, склонив голову набок.
– Ну, что-то в этом роде. Сам я его не видел, – ответил я и продолжил рассказывать. – Говорят, что с этого все и началось. Со следующего года в классе 3-3 начали происходить странные… а вернее, страшные события.
Это происходило не каждый год. Похоже, были «такие» годы и «обычные» годы. В «такой» год незаметно для всех численность класса увеличивалась на одного человека. Кто этот «лишний», никто не знал. В новом учебном году в кабинете не хватало одной парты и стула, поэтому сам факт увеличения численности был известен. И…
– И в те годы, когда в класс проникал «лишний», начинались «катастрофы».
– Катастрофы?
– Или бедствия, или трагедии. То есть… люди умирали. Кто-то из тех, кто имел отношение к классу 3-3 того года, каждый месяц…
Они попадали в аварии, или умирали от болезней, или кончали с собой… Причины смерти были самые разные, но, как бы там ни было, каждый месяц хотя бы один человек, связанный с классом, умирал. «Связанные с классом» – это ученики, классные руководители, близкие родственники тех и других. И продолжалось это до выпускной церемонии.
– То есть это…
Даже когда я объяснил, Со сперва озадаченно склонил голову набок.
– Это проклятие?
– Проклятие… Да, некоторые называли это и так. Однако проникший в класс «лишний» – это не призрак, как Мисаки. Говорят, что это «мертвец»… Кто-то, кто умер от одной из прошлых «катастроф». Но, даже если так, в самом этом нет ничего плохого. Так что, полагаю, это не то, что обычно называют проклятием.
– То есть это…
Со выглядел все более и более озадаченным.
– Это было по правде?
– Со, ты думаешь, я тебе солгал?
– Но…
– Это было по правде, – ответил я прямо. – Одиннадцать лет назад я испытал это на себе. В классе 3-3 Северного Ёми…
Поскольку количество парт не сошлось, многие сразу подняли панику, что сейчас «такой» год… и уже в апреле умерла мать одного из учеников. Правда, поскольку она была уже пожилой, многие скептики говорили: быть может, это несчастное совпадение? Однако…
– В начале мая была школьная экскурсия, и наш автобус по дороге в аэропорт попал в большую аварию почти на самом выезде из Йомиямы.
С этими словами я показал на свою левую ногу, до сих пор хранящую следы полученной в той аварии травмы. «А…» – вырвалось у Со. Его выражение лица сменилось с озадаченного на испуганное.
– В той аварии погибло несколько моих одноклассников. И классный руководитель, который ехал вместе с нами. В автобусе… все были в крови. …Кошмарная авария.
Я вздохнул и медленно покачал головой. Со смотрел во все глаза и, казалось, был готов в любой момент расплакаться.
– Я сам попал в больницу с серьезной травмой и провел там около месяца, но, когда я наконец-то был готов вернуться в школу, «катастрофа» произошла уже в моей семье. Тебе, Со, был тогда всего год, так что ты не помнишь. В середине июня того года…
Смерть моей матери Хинако.
Она в одиночку вышла было за покупками и вдруг упала. Когда приехала «скорая», было уже слишком поздно. Причиной смерти был указан сердечный приступ, однако мой отец Сётаро утверждал, что у нее не было проблем со здоровьем, и столь внезапная смерть казалась ему подозрительной. Конечно, он сильно горевал.
И тогда я рассказал отцу тайну класса 3-3, которую прежде выдавать не мог. Нарушил предупреждение, сделанное классу, что, если рассказывать кому попало, это может навлечь новые бедствия.
И авария автобуса в мае, и мамина смерть в июне, вероятно, относились к «катастрофам» класса 3-3. Наверняка относились.
Если «легенды» класса правдивы, то «катастрофы» еще не закончились. И в следующем месяце, и через месяц, и потом… до самой выпускной церемонии каждый месяц будет умирать кто-то связанный с классом. Это могу оказаться я сам, может оказаться кто-то из моих родных – отец или Цкихо.
– Папа – твой дедушка – был врачом, а значит, ученым, поэтому сразу он мне не поверил. Но я убеждал его отчаянно… и кроме того, папа и сам не мог не чувствовать, что та авария автобуса и внезапная смерть мамы какие-то необычные…
– И поэтому вы уехали из Йомиямы, да? – спросил Со, глядя на меня во все глаза.
– Да… поэтому, – отведя глаза, ответил я. – Нам было страшно. И мне, и папе. Поэтому мы сбежали. Сбежали из Йомиямы и переселились сюда.
Если я сменю школу, а семья будет в стороне от Йомиямы, то так нам, конечно, удастся сбежать от «катастроф». Так мы подумали. Поэтому…
Мы покинули наш дом в Йомияме и в стиле экстренной эвакуации переселились в Приозерный особняк. Это было в самом начале июля.
В том месяце один из учеников класса 3-3 Северного Ёми спрыгнул со школьной крыши и разбился насмерть.
6
Последние летние каникулы в средней школе
Стоя в кабинете перед столом, где стояла старая фотография с этой надписью на рамке, я вновь пристально в нее вгляделся и…
– Это что за фотография?
Я вспомнил вопрос, который прошлым летом в этом самом месте задала мне та девушка, Мей Мисаки.
– С правого края здесь вы, Сакаки-сан, только более молодой?
На фоне озера стояли рядком пять человек.
И парень, стоящий подбоченясь правее всех, – это, вне всяких сомнений, я. На фотографии указана дата: 3 августа 1987. Пятнадцатилетний Тэруя Сакаки.
– Эта фотография навевает воспоминания, – ответил я девушке. – О тех летних каникулах.
– Ясно, – коротко произнесла она. – Сакаки-сан, вы здесь так весело улыбаетесь. Как будто совсем другой человек, чем сейчас…
Я вспомнил, что тогда подумал: возможно, так оно и есть. По-моему, с тех пор как я встал взрослым, я так уже не улыбался.
– Это потому что я вместе с друзьями, – кажется, ответил я тогда. – Мы все были одноклассниками в средней школе.
…Да.
Все, кто запечатлены на этом фото, да, были в том году товарищами по классу 3-3 Северного Ёми…
– А снимал тогда мой отец.
Хоть меня и не спрашивали, все равно, насколько я помню, я дал это пояснение.
– Дедушка? – раздался поблизости другой голос. Это был Со.
Кстати, я вспомнил: в тот день, что нетипично, ко мне пришел не только Со, но и Цкихо, которая привела Мирей. С первого этажа доносился веселый голос девочки, играющей с матерью.
– Да, – ответил я, повернувшись к Со. – В то время дедушка тоже жил здесь, и ты, Со, тоже. Но ты был совсем маленький.
– И мама здесь жила?
– Ну конечно. Заботиться о тебе ей тогда было тяжело, наверное.
Девушка, по-моему, прищурив свободный от повязки правый глаз, молча слушала этот наш диалог.
7
Я снова вгляделся в «памятное фото» с летних каникул одиннадцатилетней давности. Внимательно осмотрел лица и одежду остальных четверых, кроме меня.
Два юноши, две девушки.
Парни стояли слева, девушки справа. А еще правее, на некотором расстоянии от девушек, стоял я = Тэруя Сакаки. В левой руке я держал трость – авария была три месяца назад, но нога, похоже, до сих пор не зажила.
Самый левый парень – высокий и худой, в яркой гавайской рубашке. По нему было прямо видно, что он действительно приехал на летние каникулы. Он выставил вперед правую руку с поднятым большим пальцем и улыбался до ушей.
Стоящий рядом с ним парень в синей футболке был его полной противоположностью: низкорослый, полный, в очках с металлической оправой, придающих ему серьезный вид. Он скрестил руки и сжал губы, отчего казался несколько недовольным.
Кто-то из них и есть тот самый Арай, звонивший по телефону? Если да, то который?
Я вгляделся в их лица.
Протянул руки к фоторамке, попытался поднять… и поднял. Такого уровня действия с такого рода предметами у меня сложностей не вызывали.
Голос и манера речи ассоциировались с парнем слева, в гавайке. Но… эх, непонятно. Ни кто из них Арай, ни как зовут второго, который не Арай, вспомнить не получалось.
Я перевел взгляд на девушек.
Левая из двух – в голубой блузке и облегающей белой юбке. Она тоже была невысокого роста и в очках с металлической оправой, но они хорошо сочетались с короткой стрижкой и тонкими чертами лица. Она показывала знак мира и улыбалась, но мне показалось, что ее лицо таит в себе некоторое напряжение.
Правая девушка была ростом с тогдашнего меня, в джинсовых шортах и бежевой рубашке. Придерживая длинные волосы, колышущиеся на ветру, она тоже показывала знак мира и улыбалась расслабленно…
…Эх, этих тоже не удавалось вспомнить.
Поставив фотографию на место, я опустился на стул возле письменного стола. Откинулся на спинку.
Это, по идее, были мои близкие друзья и подруги, и тем не менее… тем не менее, как я ни старался, вспомнить их не мог. Ни имена, ни характеры, ни голоса, ни манеру речи.
«Эта фотография навевает воспоминания».
Так я ответил прошлым летом на вопрос Мей Мисаки. Сейчас эти слова прозвучали в моих ушах – не более чем «отпечатке прижизненных ушей» – как нечто далекое и фальшивое.
8
Я попробовал машинальным движением выдвинуть ящики стола.
Сидя откинувшись на спинку стула, я вдруг кое-что заметил и действительно машинальным движением потянулся туда. К самому нижнему, самому глубокому ящику.
Он был разделен фанерками на отсеки, и в одном из них стояло несколько толстых тетрадок. Тетрадки… нет, это покупные дневники. Ближе к концу каждого года такие продаются в книжных и канцелярских магазинах. Книжечки формата B5.
Они хранились корешками вверх, как будто на стеллаже. На корешках были надписи: «Memories[1] 1992» и подобные…
…Точно. Я вспомнил.
В этой комнате я хранил свои дневники за каждый год. Поскольку я делал беглые записи всякий раз, когда мне этого хотелось или я считал нужным, писать их здесь от руки было удобнее, чем всякий раз загружать компьютер.
Первая книжка была шестилетней давности. Именно в том году отец умер, а я унаследовал этот особняк и переселился сюда жить.
«Memories 1992», следом «Memories 1993», «Memories 1994» и так далее.
Хорошо бы мне удалось их достать и прочесть, подумал я.
Когда я стал призраком, многие мои воспоминания либо вовсе затерялись, либо сильно поблекли, и, если у меня получится, я смогу хоть в какой-то степени их вернуть… Стоп, нет.
В первую очередь надо… – с этой мыслью я заглянул в ящик.
В первую очередь надо достать последний дневник.
Я умер третьего мая этого года. Если до того вечера была сделана какая-нибудь запись, может, она прольет свет на вопрос «почему я умер»?
Но…
Самого главного дневника, «Memories 1998», в ящике не было.
…Почему?
Я слегка растерялся и заоглядывался по сторонам.
На столе? Нет.
У стены стеллаж, уставленный книгами и тетрадями. Может быть, там? Нет.
Я пооткрывал все остальные ящики стола. Но дневник за 1998 год так и не нашелся…
Быть может, я в этом году не вел дневник? …Нет, это вряд ли. Хоть я и не могу вспомнить его содержание, но то, что он был, я… помню. В этом кабинете. На этом столе.
«Этот твой глаз. Твой синий глаз».
Почему-то в моем сознании вдруг промелькнули слова, которые я сказал той девушке на берегу озера Минадзуки.
«Может быть, ты этим глазом видишь то же самое, что и я… смотришь в ту же сторону».
Видит то же, что и я?
Смотрит в ту же сторону, что и я?
Что вообще это…
Я встал со стула, и в этот момент у меня перед глазами внезапно вспыхнуло несколько образов.
В первый день, когда я явился в этом особняке, я поднялся на второй этаж, вошел в спальню и вдруг увидел кое-что, это было…
Во-первых – да, на прикроватном столике…
Сейчас я разглядел это отчетливо. Пожалуй, это стоит назвать не образом, а «видением»? Бутылка и бокал.
В бутылке было виски или еще какое-то спиртное. И…
Там же рядом стояла открытая таблетница. Из нее высыпалось несколько светлых таблеток… И еще…
Еще один предмет был в самой середине комнаты.
С потолка свисало, покачиваясь, что-то белое. Аа… это…
Веревка?
А на конце веревки – круглая петля как раз такого размера, чтобы человек мог просунуть голову…
…Это…
Серьезно, это…
…
…
…Голос (что ты делаешь).
Чей-то голос (что ты делаешь… Тэруя-сан).
Несколько голосов (…прекрати) (не бери в голову). Один из них – голос Цкихо (так… нельзя).
Один – мой собственный (не бери в голову…) (я… уже…).
…
…
…
…Мое лицо перед самой смертью.
Мое окровавленное лицо, отраженное в зеркале «гостиного зала».
Искаженное, напряженное, оно вдруг расслабилось, словно враз избавилось от боли, страха и тревоги, стало странно спокойным… Вот так.
Губы слабо шевельнулись.
Так слабо, будто просто задрожали.
Я что-то произнес. На пороге смерти, собрав остаток сил, какие-то слова… Какие? Какие, черт побери, слова в такой момент…
Что я пытался донести?
Что донес?
Голос был слабый, едва слышный. Движение губ – слабое, едва видное. То ли слова достигли цели, то ли нет. …Черт, что же, что же я тогда…
Внезапно раздался какой-то стук, и видение исчезло.
Оглядевшись, я обнаружил, что фотография упала на пол. Я ее скинул, сам того не заметив?
Я поднял фотографию и поставил было обратно на стол. Как вдруг…
Задняя крышка рамки отошла. Похоже, от удара при падении ее фиксатор разболтался.
И тут я заметил. Между задней крышкой и фотографией вставлен листок бумаги.
«Что это?» – подумал я и взял этот листок.
Он был по размеру вдвое меньше фотографии, и на нем от руки была сделана короткая надпись. Черной ручкой – пять вертикально написанных фамилий.
Самая правая была «Сакаки», и я тут же понял.
Здесь выписаны фамилии пяти человек на этой фотографии в том же порядке, в каком они там стоят. Это я тогда записал.
Левее всех были два кандзи «новый дом» – «Арай».
Аа, вот оно что.
Не «новый колодец», не «природный колодец», а «новый дом», значит? Как я и предположил недавно, парень в гавайке на фото и есть Арай.
Естественно, я тут же прочел и остальные три фамилии.
Правая из двух девушек – Ягисава, левая – Хигути. Еще один парень – Митарай.
…Но.
В следующий миг – или даже в тот же миг – я заметил кое-что, не мог не заметить. И это повергло меня в шок.
Под рядом фамилий на некотором расстоянии стояли маленькие «Х», нанесенные светлыми чернилами.
Две штуки.
Одна метка – под фамилией «Ягисава». Вторая – под фамилией «Арай». И –
Еще ниже под каждым крестиком стояла короткая надпись, его поясняющая.
«Мертв» или «мертва».
[1] Memories – (англ.) «воспоминания».