ПРОНИКНОВЕНИЕ 2.3
На то, чтобы осмыслить послание Ябеды, времени у меня не было. Прозвенел звонок, и мне пришлось поспешно разлогиниться и выключить машину, а потом отправиться на следующий урок. Собирая свои вещи, я вдруг поняла, что настолько увлеклась изысканиями на тему встреченных накануне злодеев и посланием Ябеды, что забыла тревожиться по поводу неприятностей из-за прогула. Меня охватило нечто вроде обреченности, когда я поняла, что вся эта музыка меня в любом случае еще ждет.
Когда я вошла в класс, Мэдисон уже сидела на своем месте. По обе стороны от ее парты стояли наклонившись еще две девушки. При виде меня все три захихикали. Сучки.
Выбранное мной место было в правом ряду – передняя парта, ближайшая к двери. Больше всего геморроя та троица доставляла мне на большой перемене и после школы, поэтому я пыталась сидеть поближе к двери, чтобы иметь возможность быстро сваливать. На стуле я заметила лужицу апельсинового сока; пустая пластиковая бутылка валялась тут же, под стулом. Мэдисон хотела убить двух зайцев одним махом. Это был «прикол» и одновременно напоминание, как они поливали меня соком и прочей дрянью в ту пятницу. Подавляя раздражение и тщательно стараясь не смотреть на Мэдисон, я взяла свободный стул от одной из задних парт.
В кабинет вошел мистер Глэдли. Он был настолько невысок ростом и молод, что его вполне можно было спутать с одним из старшеклассников. Несколько минут у него ушло, чтобы начать урок, и он тут же велел нам разбиться на группы по четыре человека, объединить наши домашние работы и приготовиться поделиться ими с остальным классом. Группа, которая внесет самый большой вклад в общий результат, получит приз, который он пообещал в пятницу, – угощение из автомата по продаже закусок.
Вот из-за подобных штук мистер Глэдли и был моим самым нелюбимым учителем. Сдается мне, он был бы удивлен, услышав, что он хоть у кого-то может быть самым нелюбимым учителем, но это было у меня всего лишь еще одним пунктом против него. Едва ли он понимал, почему его могут не любить и как тосклива групповая работа, когда ты не принадлежишь ни к одной из школьных компаний. Он просто решил, что людям нравится групповая работа, потому что она дает им возможность потусоваться с друзьями во время урока.
Пока класс разбивался на группы, я решила, что мне не стоит стоять столбом, как лузеру, а лучше заняться чем-нибудь другим. Я подошла к учительскому столу.
– Мистер Глэдли?
– Зови меня «мистер Джи». Мистер Глэдли – это мой отец, – с наигранной строгостью поправил он меня.
– Простите, ээ, мистер Джи. Мне нужен новый учебник.
Он посмотрел на меня с любопытством.
– А что случилось со старым?
Вымочен в виноградном соку при участии трех гарпий.
– Потеряла, – соврала я.
– Замена учебника стоит тридцать пять долларов. Я не прошу заплатить прямо сейчас, но…
– Я принесу к концу недели, – закончила я за него.
Он передал мне учебник. Я оглядела кабинет и присоединилась к единственной группе, где еще оставалось место: Огоньку и Грегу. Мы уже были в одной группе несколько раз – отщепенцы, оставшиеся, когда все компашки уже собрались.
Огонек, кажется, подцепил это прозвище в третьем классе: учитель назвал его так в ироническом смысле, а оно прилипло, да так сильно, что вряд ли сейчас кто-нибудь, кроме родной матери, вообще знал его настоящее имя. Это был длинноволосый барабанщик настолько не от мира сего, что в разговоре с ним можно было замолчать на полуфразе, а он и не заметил бы. Он шел по жизни как в трансе, предположительно до тех пор, пока не добирался до своего привычного дела, – игры в рок-группе.
Грег был его полной противоположностью. Он был умнее среднего, но имел привычку высказывать абсолютно все, что приходило ему в голову, – его мышление не знало тормозов. И рельсов. Проще было бы оказаться в группе с одним Огоньком и сделать все в одиночку, чем работать с Грегом.
Я достала из нового рюкзака свою домашку. Мистер Глэдли задал нам составить список, как Плащи повлияли на наш мир. Готовясь к своей первой ночи в костюме, я тем не менее выкроила время, чтобы починить проект по искусству и написать довольно обширный список для мистера Глэдли. Я даже сделала вырезки из газет и журналов, чтобы подкрепить свои мысли. Результат мне вполне нравился.
– Я не особо много сделал, – сказал Грег. – Отвлекся на новую игрушку, она реально клевая, называется «Космическая опера», ты играла?
Минуту спустя он все еще изливался на ту же тему, несмотря на то, что я его не слушала и никак не реагировала на его слова.
– …Ты пойми, это же целый жанр, и в последнее время он мне хорошо заходит, как раз как я начал смотреть это аниме, ну… О, Джулия, привет! – Грег отключился от своего монолога и принялся махать рукой настолько энергично и возбужденно, что я чуток смутилась просто оттого, что сидела рядом с ним. Я повернулась и увидела, как в класс входит одна из опоздавших подружек Мэдисон.
– Можно мне в группу Мэдисон? – спросила Джулия у мистера Глэдли.
– Это было бы несправедливо. В группе Грега всего трое. Помоги им, – ответил мистер Глэдли.
Джулия подошла к нам и скорчила гримасу. Потом с отвращением произнесла «уээ» – как раз настолько громко, чтобы мы могли расслышать. Мои чувства по поводу ее присоединения к нам были абсолютно такими же.
Дальше все пошло под откос. Группа Мэдисон передвинулась так, чтобы сидеть рядом с нашей, и Джулия могла трепаться с ними, оставаясь у нас. От того, что поблизости оказались все самые популярные и красивые девушки в классе, Грег завелся еще больше и стал пытаться влезать в их разговор, но его постоянно затыкали или игнорировали. На это даже смотреть было стыдно.
– Грег, – сказала я, пытаясь отвлечь его от той группы. – Смотри, что я сделала за выходные. Как тебе?
Я передала ему свою работу. К его чести, он прочитал все серьезно.
– Это реально хорошо, Тейлор, – сказал он, когда закончил.
– Дай глянуть, – попросила Джулия. Прежде чем я успела его остановить, Грег послушно передал ей мою работу. Я лишь смотрела, как Джулия мельком глянула на нее, затем перекинула на стол Мэдисон. Раздалось несколько смешков.
– Верни, – сказала я.
– Вернуть что? – спросила Джулия.
– Мэдисон, – сказала я, игнорируя Джулию. – Верни.
Мэдисон, вся такая миленькая, и маленькая, и предмет обожания половины парней, обернулась и, изображая взглядом и голосом такое превосходство, что даже взрослый бы отдернулся, произнесла:
– С тобой не разговаривают, Тейлор.
На этом все. Свою работу я назад не получу, если только не побегу к учителю жаловаться, а любой, кто считает, что это разумный вариант, просто никогда не учился в старшей школе. Грег переполошенно переводил взгляд с меня на девчонок и обратно, а потом ударился в панику, Огонек лежал головой на столе – то ли спал, то ли засыпал, – а мне оставалось лишь кипеть. Я попыталась что-то спасти по памяти, но заставить Грега сосредоточиться было нереально – он постоянно то извинялся, то безнадежно упрашивал ту компашку вернуть мою работу. Время вышло, и мистер Глэдли выбрал по одному человеку от каждой группы, чтобы они встали и рассказали, что у них получилось.
Я вздохнула, когда от нашей группы он выбрал Грега, и мне пришлось смотреть, как Грег все запарывает – мистер Глэдли даже отправил его на место, не дав закончить. Грег был одним из тех детей, которые, как мне казалось, заставляют учителей мысленно стонать всякий раз, как поднимают руку во время урока. Из тех, кому на ответ требуется вдвое больше времени, чем остальным, и кто при этом настолько часто оказывается лишь наполовину прав или уходит не в ту степь, что обсуждение нормально продолжать невозможно. Я даже представить себе не могла, что нашло на мистера Глэдли, что он выбрал от нашей группы Грега.
Еще хуже было то, что мне потом пришлось смотреть, как Мэдисон вываливает мой впечатляющий список того, как Плащи изменили мир. Она слизала у меня почти все: моду, экономику, Механиков и техническую революцию, то, что кино, телевидение и журналы изменились, подстроившись под знаменитых Плащей, и так далее. И все-таки она накосячила при объяснении, как изменилась правоохранительная система. Я имела в виду, что, когда квалифицированные Плащи снизили нагрузку на полицейских и взяли на себя самые острые кризисы, правоохранители всех уровней смогли уделять больше времени обучению и развитию своих навыков, и в итоге мы получили более умных и разносторонних копов. А у Мэдисон это прозвучало так, будто у них просто стало больше выходных.
Победителями мистер Глэдли назвал другую группу – чисто благодаря большему количеству того, что они напридумывали; хотя он сказал также, что работа Мэдисон почти на таком же высоком уровне. После этого он перешел к лекции.
Я по-прежнему кипела и почти не сосредотачивалась на лекции – моя способность искрилась и цеплялась за мое внимание с периферии сознания, заставляя меня чувствовать каждую букашку в пределах десятой части мили. Я могла это все отрезать, но это требовало дополнительной концентрации; плюс ярость на Мэдисон и мистера Глэдли – все вместе отвлекало достаточно, чтобы сосредоточиться на лекции я не могла. Я последовала примеру Огонька и положила голову на стол. С прошлой ночи я была вымотана и сейчас делала все возможное, чтобы не отрубиться полностью. Все-таки в полудреме урок проходил быстрее. Я вздрогнула, когда прозвенел звонок.
Все принялись собирать вещи и выходить из класса, а мистер Глэдли тем временем подошел ко мне и тихо сказал:
– Я бы хотел, чтобы ты на несколько минут задержалась.
Я кивнула и убрала книги, потом стала ждать, пока учитель закончит переговоры с победителями – где он с ними встретится, чтобы оплатить их призы.
Когда в классе остались только я и мистер Глэдли, он прокашлялся и сказал:
– Знаешь, я ведь не дурак.
– Угу, – кивнула я, не вполне понимая, как на это следует отвечать.
– У меня есть некоторое представление о том, что происходит в моем классе. Не знаю, от кого именно, но от кого-то тебе серьезно достается.
– Да.
– Сегодня я видел, что было на твоем обычном стуле. Припоминаю, как несколько недель назад по твоему стулу и парте был размазан клей. И то происшествие в начале года. Тогда все твои учителя собрались вместе и обсуждали, что было.
Когда он упомянул последнее событие, мне не хватило сил, чтобы смотреть ему в лицо. Я уставилась на свои ноги.
– И могу предположить, что было еще что-то, о чем я не знаю, верно?
– Да, – ответила я, по-прежнему глядя на ноги. Мне было трудно объяснить самой себе, что я сейчас чувствовала. Я была признательна, что кто-то поднял эту тему, но раздражена, что этим кем-то оказался мистер Глэдли. И еще немного смущена – как будто я вошла в дверь, а там кто-то аж из кожи вон лезет, стараясь, чтобы мне было хорошо.
– Я спрашивал тебя после случая с клеем. Спрашиваю еще раз. Не хочешь ли ты пойти вместе со мной в учительскую, чтобы поговорить с директором и замдиректора?
После нескольких секунд обдумывания я подняла голову и спросила:
– И что будет?
– Мы обсудим происходящее. Ты назовешь имя или имена тех, кого считаешь ответственными за это, и каждый из них поочередно будет вызван к директору для беседы.
– И их выгонят из школы? – спросила я, хотя ответ уже знала.
Мистер Глэдли покачал головой.
– Если доказательств будет достаточно, их отстранят от занятий на несколько дней, если только они не совершили что-то по-настоящему серьезное. Дальнейшие нарушения приведут к более долгим отстранениям или к исключению.
Я грустно усмехнулась, чувствуя, как во мне поднимается волна раздражения.
– Шикарно. Значит, они, возможно, пропустят несколько дней занятий, и то только если я смогу доказать, что они стоят за всем этим… И независимо от того, отстранят их или нет, они будут чувствовать себя на сто процентов вправе сделать со стукачкой что угодно – это же будет возмездие.
– Тейлор, если ты хочешь, чтобы дела шли лучше, с чего-то надо начать.
– Это не называется «начать». Это называется «выстрелить себе в ногу», – сказала я и перекинула рюкзак через плечо. Мистер Глэдли ничего не ответил, и я вышла из класса.
Эмма, Мэдисон, София и еще полдюжины девчонок стояли в коридоре, поджидая меня.